Постижимое - Арсений Долохин

тянущуюся к ее груди нить, я ощутил презрение к самому себе и осторожно шагнул вперед. Ничто не отозвалось.

Оказавшись на шаг ближе к абсолютно неясному исходу, я обернулся. Она смотрела на меня сквозь мрак, силясь достать притупившимся из-за сгустившейся в воздухе черноты взглядом. Аккуратно отлепив подошву от пола, я снова двинулся вперед. Где-то как будто снова скрежетнуло, но слепой дом скрасил расстояние, и я не сумел понять, каким далеким или близким был этот звук. Я шагнул снова и наступил на какой-то тонкий и хрупкий предмет. Эхо раскола озарило коридор, сгустив и без того тесную черноту. Обрезки пунктира сплелись воедино и завращались бешеной спиралью, стирая все попавшее внутрь. Чуть не распотрошив карман, я выхватил телефон и зажег фонарь. Заветная регалия мелькнула шагах в десяти, дрожащий луч не мог прильнуть к ней, бросаясь то вверх, то куда-нибудь в сторону. Что-то безвозвратно треснуло в конце соседнего коридора, и я услышал шаги, от которых все внутри вывернулось. Стараясь не превозмочь фон, предоставленный поневоле шедшим сюда, я устремился к заветной регалии. Дряблый свет фонаря отскакивал от одной стены к другой, обрастая пылью и скудея с каждым мигом. Когда я остановился, шедший за стеной замер примерно напротив меня; дом снова замолк. Медленно, но при этом не пытаясь угадать замыслов замершего за стеной, я погасил свет и спрятал телефон в чудом уцелевший карман; потом нагнулся и взял кусок породы за два как нельзя кстати предусмотренных эволюцией обломанных ржавых зуба. Было тяжелее, чем я думал. Я старался как мог, но диковинный атрибут не сумел оторваться от пола совсем беззвучно. Дрожащими руками я поднял его на уровень груди и опустил ниже; обернулся и увидел ее зыбкий силуэт, едва вырывающийся из поглотившей коридор пучины. Разделившее нас расстояние вдохнуло в меня неустойчивую, прерывистую подобно косяку радиопомех силу; я шагнул обратно, к ней, уже мало чего стесняясь. Стоявший за стеной услышал мой рывок и шагнул тоже. Замкнувшаяся на сердце спираль лопнула и разлетелась червеподобными лоскутами по всему телу, подбадривая и веселя. Мне на мгновение померещился свет на месте обрушившейся в конце коридора стены, и я понял, что мне лучше быть там. Шедший за стеной был явно не медленнее меня, но я решил, что все равно успею. Она была все ближе, и вдруг я увидел странное озарение в ее блеснувших во мраке глазах; она решила, что моя ноша предназначена не шедшему за стеной, а ей. Я мотнул головой, попросив отойти; она отшатнулась как-то инертно, задев ногой некстати подвернувшийся обломок и, возможно, породив какую-нибудь удобную для шедшего за стеной подсказку. Шедший за стеной на миг замер, и я повторил за ним. Все снова застыло. Дом молчал, глядя на нас всех своими бесчисленными травмами. Где-то за мной белела лишенная содержимого фигура, будто познающая меня в сравнении с кем-то, стоявшим за стеной, не имея пока что возможности решить, кто из нас подойдет ей лучше. Молчание за стеной было гранитным, бескрайним; я понял, что ждать по ту сторону могут даже вечность. Глупое решение пришло в голову само, куда легче взятых из калькулятора цифр.

Я обернулся; она тоже смотрела на меня. Игриво качнув сжатым в руках куском дома, я указал одним из его ржавых зубов в сторону дыры, через которую мы вошли. Мир упрощался, незримо связывая наши умы мерцающими нитями. Прежде, чем я подумал о том, что может случиться, она истошно закричала и побежала вперед, к дыре. Стоявший за спиной подождал, а потом сорвался и тоже побежал, намереваясь обогнать. Бешено рвущееся сердце отсчитало несколько мгновений, и я присоединился к эстафете. Бежать было легко, несмотря на тяжесть сжатого в руках каменного уродца. Когда она поравнялась с заменившей кусок стены дырой, из бездны навстречу показался темный силуэт. Человек был мне знаком — я узнал его по темно-зеленым вкраплениям одеяния. В руке человек сжимал какой-то темный предмет. Размахнувшись, я отдал все свои силы самому ответственному в моей жизни сигналу, посланному вперед, навстречу неумолимой жизни. Человек с темным предметом в руке понимал очень многое, но заметить сразу все не смог. Двузубая глыба упала ему под ноги, заставив отскочить назад. Человек с темным предметом в руке потерялся и обрушился всей своей силой на груду перемолотой стены, поджидавшей сзади. Темный предмет вылетел из будто бы отнявшейся от тела руки и отскочил в сторону, притворившись безобидным. Упавший человек заворочался, странно дергая руками и ногами. Я поднял сокрушившую его глыбу и обрушил ее на вылетевший из руки упавшего человека темный предмет. Обернулся и увидел ее, прижавшуюся спиной к углу; крикнул, что надо бежать — сил у меня осталось только на бег. Она запоздало кивнула головой, безоговорочно соглашаясь. Взяв ее за руку, я устремился вперед, через обломки стены, столь заботливо принявших упавшего человека. Он все еще бестолково двигал всем, чем мог, но я почему-то знал, что он встанет и станет прежним. Миновав перевал, мы расцепили руки и побежали по коридору к безуспешно пытающемуся сомкнуть щербатые створки выходу. Бестолковость за нашими спинами беззвучно менялась, становясь осмысленностью.

Выбежав наружу, мы огляделись: вокруг были деревья, внизу — дорога. Небо и снег ничуть не изменились. Деревья грозили хаотичной сплоченностью, дорога — открытостью. Она заметалась в панике, не зная, что делать; я решил за нас обоих и побежал за дом, как можно дальше от дороги, напоминающей линию склеившихся пунктирных обрубков, растерявших врожденный интерес к разобщенности. Она послушно побежала за мной. Деревья выплывали навстречу, мы лавировали меж их согбенными стволами, нередко спотыкаясь, падая и снова устремляясь вперед. За нашими спинами и вокруг была странная вселенная, в замыслы которой мы вписывались кособоко и неуместно. Я не понимал, как она умудрялась бежать, не отставая ни на шаг. Хрустящий под ногами снег как будто стал другим; сверху, сквозь черную толщу прорывалось нечто неуловимое, но беспросветное полотно надежно его сдерживало. Я не слышал ничего, кроме наших шагов, но чувствовал, что нас по-прежнему не отпустили. Обернувшись, увидел мелькающий вдали среди бесчисленных стволов черный штрих, стремящийся туда же, куда и мы. Деревья начали редеть, сил бежать тоже уже не было. Споткнувшись и упав снова, я понял, что, возможно, поднимаюсь в последний раз. Она обернулась, чтобы узнать, что со мной случилось; скорее всего, я поднялся только из-за этого. Впереди мерцала какая-то поляна, чистая и гладкая, будто обратная сторона всего остального мира. Увидев ее, я понял,