Смерть геронтолога - Феликс Кандель

Женщина ушла‚ сотрясая мебель‚ а Сасон призадумался‚ ибо знал за собой такое‚ чему не сыскать разумного объяснения. У него тоже бывали моменты‚ когда тело не подчинялось командам в разнобое желаний и шевелений. Точнее так: тело подчинялось‚ послушное и разумное‚ но неизвестно кому‚ тело отзывалось на чьи-то призывы‚ готовое служить до конца помимо намерений своего хозяина. Жили в Сасоне всякие‚ проявлялись разные‚ словно был он глубинно послойным‚ вздрагивая в потрясении при появлении очередного сожителя: "Ты-то откуда взялся?.." И с женщиной – даже с женщиной! – бывал порой не Сасон‚ а некто иной‚ бестелесный‚ с дерзостными намерениями‚ которого слушалось‚ которому подчинялось его тело‚ будучи инструментом – не более. А он только глядел со стороны в почтительном изумлении‚ ахал‚ охал‚ стесняясь за самого себя‚ за невозможные хулиганские проделки‚ готовый покаяться‚ вымолить пощаду и снисхождение. Но им нравилось‚ он чувствовал‚ это нравилось его подругам‚ когда тело выходило из подчинения‚ отрабатывая чьи-то команды; этого они ожидали от него‚ этого они желали‚ его подруги‚ прикипая к Сасону (к Сасону ли?) доверчиво и безоглядно‚ бросая ради него прежние свои привязанности‚ изобретая с дьявольской простотой уловки и ухищрения‚ чтобы прибежать в ознобе предвкушения‚ уединиться с Сасоном (с Сасоном ли?)‚ стать добычей одной из бестелесных душ. Порой это нравилось и ему. Порой пугало.

Женщина ушла‚ громыхнув напоследок дверью‚ а Сасон заметался по комнатам в разброде ощущений. И снова: выйти бы ему из квартиры‚ уединиться на крыше зачарованным свидетелем‚ вознестись над всеобщим пониманием‚ – что же Сасон? Выскочил на улицу‚ остановил такси‚ помчался в больницу на проверку. Друзья-врачи обстукали‚ прослушали‚ взяли анализы‚ поставили на движущуюся ленту‚ просветили рентгеном. "Ты здоров"‚ – сказали друзья. Но Сасон им не поверил.

2

По утрам Нюма приезжает в больницу‚ надевает белый халат‚ усаживается к столу‚ где томятся в нетерпении его бактерии. Нюма Трахтенберг любит неприметные создания‚ а они отвечают ему взаимностью и раскрывают интимные подробности‚ вплоть до семейных ссор и воспроизведения себе подобных‚ лишь только знакомый глаз появляется в окуляре микроскопа. Нюма смотрит на них сверху вниз‚ но во взгляде его не проглядывает превосходство‚ во взгляде его нежность с пониманием. Бактерии смотрят на него снизу вверх‚ нежатся под ласковым взором‚ щенками заваливаются на спину‚ чтобы почесали мягкие беззащитные животики. Есть у Нюмы бактерии-любимицы: сердцу не укажешь. Есть и такие‚ что его ревнуют. Пасторелла. Ерсиния пестис. Нюма не употребляет во зло их веру‚ тайны подсмотренной жизни держит при себе‚ чего нельзя сказать о великом множестве любопытствующих‚ что суют дурной глаз не в свое дело‚ испробуя на бактериях едкие кислотно-щелочные растворы различных концентраций‚ чтобы описать их корчи в научных публикациях.

Нюме кажется порой по их поведению‚ что бактерии давно ищут контактов с землянами‚ но люди не идут на сближение‚ предпочитая задирать головы кверху‚ выискивая в небесах неопознанные предметы. Люди близоруки: оттого им нужны микроскопы. Люди недальновидны: они ищут не там‚ где следует‚ а потому не ставят ни во что обитающее на них‚ в них‚ возле них. Это же относится к бактериям; бактерии тоже задирают головы‚ выискивая пришельцев в окулярах небес‚ не обращая внимания на окружающих их невидных созданий‚ которые растут числом и наполняются духом. Нюма для бактерий – неопознанный предмет в вышине‚ вызывающий интерес. Вернее‚ не Нюма‚ а Нюмин глаз‚ появляющийся временами на их небосводе. Возможно‚ они изучают в академиях этот глаз‚ силясь разгадать‚ что за шторка прикрывает его с постоянной периодичностью. Возможно‚ поклоняются глазу Нюмы Трахтенберга‚ строят для него великолепные храмы‚ воскуряют благовония и славословят в песнопениях‚ с мольбой испрашивают благополучие с милосердием. Когда Нюма выключает микроскоп и пропадает до утра в неизвестном мире‚ их фантазии недостает на то‚ чтобы воссоздать вселенную‚ находящуюся вне пробирки. Когда Нюма болеет или уходит в отпуск‚ бактерии капризничают‚ попадая в скверные руки‚ меняют свойства и привычки‚ внешний вид и манеру поведения‚ – никто не может распознать.

Бактерии дотошно изучены‚ старательно описаны‚ разложены по полочкам классификаций‚ – очередь теперь за человеком. Приехав сюда и оглядевшись‚ Нюма выяснил с великим изумлением‚ что он‚ Нюма Трахтенберг‚ относится к породе ашкеназов‚ которые – по мнению сведущих знатоков – отличаются от сефардов всеми мыслимыми совершенствами‚ а по мнению не менее сведущих – всеми немыслимыми недостатками. К ашкеназам относились и папа Моисей с мамой Цилей‚ а также бабушка Муся‚ которая готовила фаршированную ашкеназскую рыбу под бурой ашкеназской дрожалкой. Нюме Трахтенбергу это занятно. Нюма не подозревал прежде о подобном разделении. "В будущей жизни непременно стану сефардом"‚ – говорит он‚ но его соседу этого не понять. За ближним столом разместился Нисан Коэн‚ который сочетает в себе многие ветви изгнания‚ чем и гордится порой‚ на что порой негодует. Прадед его Нисим Рахмиэль родился в Тунисе‚ прабабка Бася Гитл в Польше‚ дед Авиэль приехал с Кавказа‚ бабку Клару привезли из Аргентины‚ – в Нисане проглядывает африканская смуглость‚ грузинская жестикуляция‚ южноамериканский темперамент. Ему бы перемещаться по свету в водовороте дел и событий‚ вертеться без отдыха в окружении назойливых посетителей‚ – темперамент Нисана не совпадает с характером его работы‚ Нисану тяжко сидеть в комнате посреди привычно надоедливых лиц: хоть бы меняли их изредка‚ хотя бы по праздникам. "Ох‚ и тошно с вами!" – взвывает он и вновь склоняется над микроскопом. Нисан Коэн занимается червями‚ от простейших до самых экзотических‚ у Нисана стойкие привязанности и неизменные любимцы‚ к названиям которых он добавляет титулы‚ чтобы скрасить тоску рабочего дня. Князь Парагонимус Вестермани – мягкотело-бескостный. Графиня Анкелостома Дуоденале – продолговато-безногая. Наследный принц Энтеробиус Вермикулярис – паразитирующий глистокишечный. Принц в изгнании Дракункулус Мединенсис – кольчато-коленчатый. Баронесса Трихинелла Спиралис в стеснительном шевелении – червь вечного сомнения. Таинственно неотразимая Лоа-Лоа‚ принцесса души Нисана. После работы Нисан Коэн берет жену с детьми‚ усаживает в машину‚ катит куда попало на недозволенной скорости‚ чтобы растратить энергию‚ скопившуюся за день. Он приглашал и Нюму – прокатиться до моря‚ искупаться‚ погонять мяч‚ но Нюма отказался. Нюма не любит раздеваться на пляже‚ чтобы не привлекать внимания своей незначительностью‚ не ложится‚ раскинув руки‚ под жгучим солнцем‚ чтобы не пропечатался на камнях мальчиковый‚ быстро испаряющийся силуэт Нюмы Трахтенберга. "В купании я теоретик‚ – объясняет он‚ прикрываясь спасительной шуткой. – Плавание – это вдох на воздухе и выдох в воде. Люди‚ поступающие наоборот‚ называются утопленниками".

Нисан Коэн умудрен разумом‚ а потому ведает различие между невозможностью возможного и существованием несуществующего. Нисан полон невостребованными знаниями‚ которые некуда потратить; ему нравится снабжать Нюму поучительными сведениями‚ изумлять и вразумлять‚ ибо затвержено с Нисанова детства: "Иной сыплет‚ а ему добавляется". Он откидывается на спинку стула‚ таращит угольные‚ отчаянно веселые глаза‚ начинает без подготовки:

– Всевышний взывает у пророка: "Народ мой! Что сделал Я тебе и чем утомил тебя?" У другого пророка – наоборот‚ укоризны Своим созданиям: "Утомили вы Господа словами вашими и говорите: "Чем утомили мы?.."