По образу и подобию - Ната Чернышева

— Только маме и Огневу я сама скажу, хорошо?

Ольмезовский не возражал. Просил подойти завтра к нему в лабораторию, необходимо было взять ткани на анализ, для определения протокола схождения, как он выразился. Договорились на точное время, и чтобы не опаздывать. Алёна обещала.

Инесса проводила девочку в коридор.

— Что? — не выдержала Алёна.

Инесса покачала головой. Но сказала совсем другое:

— Олег Ольгердович — гений. Из тех, что приходят раз в пятьсот лет, чтобы оправдать существование человечества. Жаль, что он покидает Землю.

— А вы не летите? — спросила Алёна.

Инесса покачала головой.

— Моё место — здесь, — сказала она ласково.

Алёна запомнила и много раз впоследствии вспоминала её сочувственный взгляд. Инесса как будто знала, что ждёт впереди девочку, решившуюся сегодня на крайне опрометчивый шаг.

Машина Огнева представляла из себя чудовищных размеров внедорожник. На чистых внутренних улочках институтского комплекса этот зверь автопрома казался грубым монстром, вторгшимся в изысканный будуар японской принцессы. Бог знает, почему именно японской. Ассоциация пришла именно такой.

Внутри пахло кожей, талым снегом и дальними дорогами. Негромко играла музыка, инструментал, на удивление приятный, хоть и незнакомый. Огнев было выключил её, но Алёна попросила оставить. С музыкой веселее, это аксиома.

Пока ехали, ныряя в бесконечные туннели, Алёна судорожно размышляла, как рассказать новость маме. Может, с Огнева начать? А голову не открутит? Сначала ей, потом профессору. Он такой, с него станется.

Она уже немного пожалела о своём решении, всё-таки надо было сначала взять этот несчастный контракт на подумать. Показать его маме, Огневу показать. Но, а с другой стороны, разве Алёна — маленькая лялечка? Взрослая половозрелая особь с персонкодом индивидуальной ответственности вот уже полгода как!

— Виктор, — позвала она, — а если бы меня взяли, вы полетели бы на «Ковчеге»?

Духу не хватило рассказать правду, вот и начала издалека.

— О чём ты говоришь, конечно! — отозвался тот, выводя машину на эстакаду.

— Ага… — сказала Алёна, и замолчала.

— А что, тебе пришло предложение? — спросил он чуть погодя.

Серьёзно так спросил. Без тени иронии.

— Я так, — смалодушничала она. — В порядке интереса.

— Ну-ну, — неопределённо хмыкнул он.

Он как будто чувствовал. Кто его знает, может, и чувствовал. Если он из той же генерации, что и мама. Они в одной группе учились, выросли вместе, всё может быть.

Ладно, думала Алёна, прижимая к себе сумочку с контрактом. Поздно метаться. Завтра расскажу…

— Кто придумал утро, — недовольно бурчала Алёна себе под нос, выползая из комнаты и ёжась от холодных сквозняков, гулявших по квартире через распахнутые окна.

— Спать надо вовремя ложиться, — прокоммектировала мама из кухни.

Она только что вернулась с дежурства и собиралась после завтрака лечь в постель. Алёна отчаянно ей завидовала. Ещё бы! У мамы впереди — мягкая подушка, тёплое одеяло и шесть часов здорового сна.

— Кофе выпей, — посоветовал Огнев. — Полегчает.

Кофе — это да-а… Алёна присела за столик, получила горячую кружку, — когда успел-то? — осторожно отхлебнула. Нёбо приятно ожгло: кофе был именно той температуры, какой надо. Не кипяток, но и не остывшая бурда. Шум в голове начал уменьшаться. «Сейчас проснусь», — подумала Алёна, с силой зажмурившись и тут же открыв веки. — «Вот прямо сейчас!»

— Аэросладж? — осведомилась мама, намазывая на хлеб тонкий слой варенья.

— Нет, — с чистой совестью ответила Алёна. — Не аэросладж.

— А что? Лекции твоего профессора?

Алёна поперхнулась кофе. Какого ещё профессора… и тут до неё дошло.

— Мама! — возмутилась она.

Огнев хмыкнул, наливая кофе себе. Маленькая кофейная чашечка казалась в его лапище недоразумением.

— Мам, между прочим, — уверено начала девочка. — А вот что ты скажешь, если Олег Ольгердович, допустим, меня на «Ковчег» возьмёт?

— Да с чего бы? — иронично спросила мама.

— Ну, я — умная, — самодовольно предположила Алёна.

— Ага, — кивнула мама. — Увлеклась генетикой, замечательно. Накануне аттестации правда, но, допустим, аттестацию ты всё-таки кое-как пройдёшь. И что? Ты думаешь, ты сравняешься в знаниях с учениками специализированных биологических школ?

Они годами в теме, у них к твоему возрасту список наград за научную деятельность и участие в международных конкурсах длиной с километр а ты несколько дней всего книжки умные читаешь. Уверена, у этого твоего Ольмезовского на примете сотня- другая по-настоящему талантливых ребят, из которых он уже замучился выбирать тот несчастный десяток, что полетит вместе с ним на «Ковчеге».

— Ну, а вдруг? — упрямо гнула своё Алёна, возя ложечкой по дну кружки.

Она не поднимала глаз, опасаясь, что мама прочтёт всё в её взгляде, и тогда придётся рассказывать правду. Рассказывать правду, во всяком случае, сейчас, девочка оказалась просто не готова. Что скажет мама? Ведь не похвалит же.

— Взять тебя он может только в одном случае, — невозмутимо выговорил Огнев, устраиваясь рядом с мамой. — Если ты пойдёшь к нему в лабораторные мыши.

Чёрт! Огнев без всякой телепатии насквозь видит. Действующий военный, капитан, что ты хочешь.

— Алёна! — мама резко выпрямилась. — Он что, предлагал тебе контракт?

Она не успела ответить, как мама гневно продолжила:

— Не смей, слышишь?! Не смей на это подписываться! Ну, я ему скажу ещё! Я ему всё скажу! Пристал к ребёнку, немощь бледная! Пусть взрослых своими идеями окучивает, а к детям лезть нечего.

— Мама! — воскликнула Алёна. — Не надо!

С мамы станется учинить безобразный, свинский, мерзкий скандал на весь Институт. Волосы дыбом поднялись от возникшей в мозгу картиночки. И язык сам вперёд разума выдал спасительное:

— Не было никакого контракта, мама! Ничего он мне не предлагал! Я так… я чисто теоретически. Умозрительно.

— Умозрительно, — сердито повторила за девочкой мама, сжимая кулаки. — Не смей, слышишь, не смей связываться с Ольмезовским, Алёна. Не надо нам таких «Ковчегов», дочь!

Алёна молчала. Она предполагала, конечно, что мама не обрадуется, но такой реакции не ожидала.

— Алёна! — строго окликнула мама. — Что ты молчишь?

Невыносимо!

Потом она долго стояла у калитки внутреннего двора, не решаясь сделать шаг хоть куда-нибудь. Назад, домой, всё объяснить. Вперёд, в школу и — по течению, в надежде, что всё разрулится как-нибудь само по себе…