Перенастройка. Россия против Америки - Игорь Лавровский

России пришлось на своей шкуре убедиться в сильных сторонах прогресса, столкнувшись в конце XVII века с войсками Карла XII и Османской империи. Петр и его сторонники осознали серьезность вызова и в буквальном смысле мимикрировали под сильного противника, сбрив бороды и переодевшись. «Осудив» и «очернив» предшественников, Петр создал государственные учреждения европейского типа и прозападный просвещенный слой.

Реформы Петра проиллюстрировали роль централизованного государства, которое, в отличие от Западной Европы, явилось главным орудием экономического прогресса в России. Только государство имело возможность строить дороги, охранять торговые караваны, собирать рекрутов и налоги. Традиция централизованного контроля появилась в России задолго до большевиков. Первые индустриальные капиталистические мануфактуры появились в России не благодаря частной инициативе, а в результате указов Петра I. Государство было главным клиентом российской промышленности с момента ее возникновения.

Роль государства в России оказалась намного значительнее, чем в Европе, именно из-за огромных расстояний и неразвитости коммуникаций. В России экономическое развитие всегда было «нерентабельным» для частной инициативы. Английский купец мог купить товар в Индии, перевезти его морем в Британию и там продать, так и не встретив на своем пути пиратов или иной враждебный флот. Русский купец, даже если ему удалось бы преодолеть пустыни и горные хребты, сохранив жизнь и кошелек, не смог бы привести караван в Москву сквозь чересполосицу кочевых племен и враждебных государств. Отрезанность от морей гарантировала России после XV–XVI веков, с одной стороны, отрезанность от основных путей мировой торговли, а с другой — полную зависимость экономики от государственной поддержки. Поэтому капитализм в России начал развиваться именно на государственных, а не на частных заводах. Дело не в том, что в России государственные заказы «забивали» частные, просто никаких других платежеспособных заказов кроме государственных не было.

Наслоение западноевропейских институтов на евразийскую православную империю с сильными языческими славянскими корнями не могло идти гладко. Нараставшее отчуждение народа от власти питало великую русскую литературу, в то же время подрывая основы самодержавной системы власти. К началу XX века Россия представляла собой причудливый конгломерат идей, культур, традиций, типов общественного устройства. Утратив номинальное единство самодержавия, Россия стала жертвой саморазрушительной революции.

После новой, на этот раз антикоммунистической революции, даже настроив банков и торговых центров, Россия не перестанет быть Россией, как не перестала от этого же Япония быть Японией. Абсорбировав, усвоив очередную инъекцию извне, Россия не станет Европой, она станет более сильной Россией. За пределами России это, кстати, понимают лучше, чем внутри нее. Многочисленные русские, «считающие себя европейцами», похожи на медведя, пытающегося влезть в теремок. Жители «теремка» заранее трепещут от такой перспективы, не желая уплотняться.

Россия нужна только самой России. Россия даже не является страной в европейском смысле этого слова — это такой же субконтинент, как Индия или Китай. И российский народ — это не этнос. В гумилевской терминологии мы — суперэтнос, состоящий из многих этносов и сопоставимый не с отдельными европейскими народами, а со всей Европой в целом. Не ломиться в узкие европейские двери, а осваивать российский субконтинент и развивать традиционные связи в рамках евроазиатского суперконтинента — вот что является долгосрочной целью постимперской России.

Именно через новый континентализм, повернувшись лицом к своим соседям, Россия сможет снова стать глобальной державой.

Укрепление глобальных позиций России в будущем может быть обеспечено новыми фундаментальными тенденциями.

Во-первых, факторы, обусловившие в прошлом относительное технологическое отставание России от западных стран, более не являются существенными. Благодаря развитию технологии обмена информацией и транспортной инфраструктуры гигантские российские расстояния уже не являются непреодолимым препятствием для экономического развития. Отдаленная деревня может быть так же глубоко вовлечена в цивилизационный процесс, как и крупный город. Благодаря развитию Интернета доступ к информации стал практически абсолютным. В самом недалеком будущем это приведет к социальной и экономической революции в России, которая будет неотъемлемым компонентом мировой социально-экономической революции. Монополия богатых стран на знания и связанные с ними производственные возможности подвергается эрозии. Очаги высокой производительности распространяются по планете. Россия может способствовать этому процессу и ускорить его.

Во-вторых, финансовые кризисы, подобные азиатскому и российскому кризисам 1998, ныне переживаемому мировому кризису, стимулируют экономический национализм и стремление стран к большей экономической самостоятельности. Кризисы ударили не только по экономике России и развивающихся стран, но и нанесли мощный удар по престижу западных финансовых институтов. Незападный мир все сильнее сомневается в способности западных стран к глобальному социальному и экономическому лидерству в условиях однополярности. В этих условиях восстановление глобальных позиций России может сыграть важную роль. Все еще располагая значительным интеллектуальным и технологическим потенциалом, Россия может стать одним из лидеров новой волны индустриальных государств — от Латинской Америки до Восточной Азии. Российские правящие круги должны, наконец, понять, что у России намного больше общего с растущими Китаем, Индией, Средней Азией, чем с уже выросшим Западом, заинтересованным лишь в сохранении статус-кво.

Общие проблемы, общие интересы могут перерасти в общую политику. Развитие юаневой и рупиевой торговли для России потенциально имеет не меньшее значение, чем торговля долларовая. В свою очередь, только ближайшие соседи России заинтересованы в рублевой торговле.

Многообразие исторических слоев России формирует сферу российских национальных контактов и интересов, определяет содержание ее внешней и внутренней политики.

Интересна эволюция коммунистов. До 1917 года они представляли собой маргинальное прозападное элитарное движение. Захват власти привел к размыву первоначальной универсалистской идеологической основы и превращению коммунизма в националистическую имперскую идеологию. Потеря власти в 1992 году привела к утрате прежних идеологических основ течения. Сегодня коммунисты представляют собой интеграл российской культурно-исторической традиции с ее экзотической смесью славянизма, православия и народнического культуртрегерства.

Прозападные политические течения ожидают нелегкие времена. Прагматически деловой компонент прозападных течений технократизируется — речь идет уже не о «приоритете общечеловеческих ценностей» над российскими, а о более полезных в хозяйстве вещах, таких как квалифицированная конкуренция с Западом на международных рынках и повышение эффективности российской промышленности.

Новая политическая культура должна стимулировать не эксклюзивность (исключение), а инклюзивность (включение, вовлечение) различных российских цивилизационных слоев в общий процесс национального развития — е pluribusипит[20].