Хозяйка Дома Риверсов - Филиппа Грегори

— Сойдет, — заключил герцог. — Когда твоя мать это увидит, она должна поверить, что я овладел тобой. Ты помнишь, что нужно говорить?

— Что мне было тяжело и немножко больно, но я надеюсь, что мы сумели зачать ребенка, — послушно повторила я.

— То, что я собираюсь и впредь сохранить твою девственность, будет нашей с тобой тайной. — Его тон вдруг стал очень серьезным, почти угрожающим. — Не забывай об этом. В качестве моей жены ты, конечно, будешь знать все мои тайны; это первая из них и одна из самых важных. Занятия алхимией, попытки предвидеть будущее, твоя чистота и непорочность — все эти секреты ты должна свято хранить, если не хочешь опорочить и собственное честное имя. Не доверяй их никому! Теперь ты тоже принадлежишь Дому английских королей, это принесет тебе и знатность, и богатство, но и цену за это придется уплатить немалую. Впрочем, за всякое удовольствие приходится платить свою цену.

Я кивнула, не сводя глаз с его смуглого лица.

А он, поднявшись с постели, ловко отсек кинжалом кусок нижней льняной простыни, даже не задумавшись о том, что портит такую дорогую вещь, и молча протянул мне лоскут. И я, тоже молча, перевязала ему рану на запястье.

— Ты очаровательная девушка, — сказал он. — Увидимся за завтраком.

И, надев сапоги, вышел из спальни.

Париж, Франция, май 1433 года

Мы путешествовали с огромным эскортом, как и подобает правителю Франции, особенно такому, который захватил и удерживает эти земли силой. Впереди шел большой вооруженный отряд под командованием того самого голубоглазого оруженосца. Следовавшие в авангарде должны были убедиться, что путь впереди безопасен. Затем, выждав, когда уляжется пыль на дороге, трогались уже мы — я и мой муж герцог; я тряслась на седельной подушке позади дородного воина в доспехах, вынужденная обеими руками держаться за его пояс. Супруг мой на своем боевом жеребце находился неподалеку, словно желая составить мне компанию, однако за все время почти не проронил ни слова.

— Мне бы очень хотелось ехать самостоятельно, на своей собственной лошади! — воскликнула я.

Он взглянул на меня так, словно давно позабыл о моем существовании, и заметил:

— Не сегодня. Сегодня у нас тяжелый день, слишком большое расстояние придется пройти, а если по дороге возникнут неприятности, так еще и мчать галопом. Не можем же мы двигаться с той скоростью, с какой обычно ездят дамы. Или девушки.

Я ничего не смогла ему возразить, поскольку это была чистая правда: я действительно не так уж хорошо держалась в седле. Помолчав, я попыталась снова завести разговор:

— А почему сегодня нам предстоит такой долгий путь, милорд?

Он ответил не сразу, словно размышляя, стоит ли вообще отвечать мне.

— Потому что мы направляемся не в Париж, а на север, в Кале.

— Простите, милорд, но я была уверена, что мы едем в Париж. А почему мы едем в Кале?

Герцог вздохнул, словно два вопроса подряд — это уже чересчур.

— В гарнизоне Кале подняли мятеж. И это солдаты, нанятые на службу мной, воевавшие под моим началом! Глупцы чертовы! Я заезжал туда по дороге к тебе. Повесил зачинщиков. А теперь надо снова туда вернуться и убедиться, что остальные хорошо усвоили преподанный им урок.

— Вы повесили людей по пути на нашу свадьбу?

Мой муж уперся в меня мрачным тяжелым взглядом.

— Отчего же нет?

Объяснить, отчего нет, я действительно не могла, но мне это казалось совершенно отвратительным. Я поморщилась и опустила голову. Он усмехнулся и добавил:

— Для тебя самой лучше, если в этом гарнизоне будет полный порядок. Кале — наша самая надежная опора. Все английские владения в Северной Франции были получены благодаря тому, что мы удерживали Кале.

Дальше мы ехали молча. Даже на привалах герцог почти не общался со мной, разве что в середине дня, когда мы остановились перекусить, поинтересовался, не слишком ли я устала; я сказала «нет», а он сам позаботился, чтобы меня хорошо и вкусно накормили, потом сам подсадил меня на седельную подушку, и мы тронулись дальше. Опять же в тишине. Через некоторое время к нам прискакал голубоглазый оруженосец герцога, командовавший авангардом; он склонился передо мной в низком поклоне, изящно взмахнул шляпой и стал что-то быстро и непонятно докладывать моему супругу, после чего снова умчался, а мы, прибавив скорости, двинулись вперед.

Уже спустились сумерки, когда впереди возникли могучие высоченные стены крепости Кале, возвышавшиеся над прибрежной равниной, затянутой туманом. Всю землю вокруг пронизывала сеть пересекающихся каналов и канав, отделенных друг от друга небольшими воротцами; над каналами клубился густой туман. Оруженосец герцога снова появился рядом с нами, когда флаг на самой высокой башне чуть приспустили в знак того, что нас приглашают в крепость. Огромные крепостные ворота распахнулись, и оруженосец, разворачивая коня, весело произнес:

— Ну вот, мы почти дома.

— Это не мой дом, — отрезала я.

— О, скоро будет вашим, — возразил он. — Это одна из величайших крепостей, и она принадлежит вам.

— И там в самом разгаре мятеж?

Он покачал головой.

— С мятежом покончено. Просто солдатам гарнизона несколько месяцев не давали жалованье, вот они и решили отнять у купцов Кале шерсть, то есть попросту украсть ее из амбаров, а потом заставили купцов платить за нее выкуп. Сейчас милорд Бедфорд вернет купцам деньги, и дело с концом. — Оруженосец усмехнулся, увидев мое озадаченное лицо. — Да что вы, миледи, это же сущие пустяки! Если бы солдатам вовремя заплатили, такого никогда бы не случилось.

— Но почему же в таком случае милорд Бедфорд кого-то казнил?

Улыбка на его лице сразу потухла.

— Чтобы они запомнили: если в следующий раз их жалованье запоздает, им придется ждать столько, сколько нужно милорду.

Мой муж ехал рядом и молча слушал наш разговор. Я посмотрела на него и спросила:

— А что там происходит сейчас?

Мы уже приближались к стенам крепости; солдаты сбегали по склонам крутого холма и строились в ряды почетного караула. На этом холме, в самом центре города, и высилась крепость, охраняя и порт, расположенный на севере, и болотистые луга на юге.

— А сейчас произойдет следующее: я уволю тех, кто выкрал товар у купцов, а также прежнего командира, и назначу нового. — Герцог быстро взглянул на своего оруженосца. — Тебя вот и назначу.

— Меня, милорд?

— Да, тебя.

— Это огромная честь, милорд, но я…

— Ты что, намерен со мной спорить?

— Нет, милорд, конечно же, нет.

Молодой человек смущенно примолк, а мой муж, улыбнувшись ему, заключил:

— Вот и хорошо. — И, повернувшись ко мне, пояснил: — Дорогая, моего молодого оруженосца и друга зовут Ричард Вудвилл; он участвовал почти во всех сражениях, которые мы вели во Франции. Мой брат, наш покойный король Генрих Пятый, посвятил его в рыцари прямо на поле брани. Его отец также верно служил нам. Ричарду еще и тридцати лет не исполнилось, но в моем окружении нет более верного и надежного воина. И ему, я уверен, вполне по силам управлять этим гарнизоном. А пока командующим здесь будет он, можно не сомневаться: в крепости не возникнет ни мятежей, ни жалоб, ни мелкого воровства. И приказы мои, разумеется, оспариваться тоже не будут. Я прав, Вудвилл?