Небесная птаха - Диана Рейдо

— Говорили, но мне их не понять. Я каждый день вижу себя в зеркале и не нахожу ничего особенного.

— Давай я расскажу тебе, что я нахожу особенным.

— Расскажи, — мечтательно промурлыкала Мирабель.

Неспешный рассказ Дика сопровождался медленными, но обжигающими прикосновениями его уверенных пальцев к той части тела, о которой он упоминал.

— Твои волосы подобны шелку… Они так же черны, как у японских гейш… Но сияют живым блеском.

Твоя кожа подобна бархату… нет, скорее атласным лепесткам крупных роз самых изысканных сортов… а по цвету она напоминает белоснежный туман, который иногда становится гибельным для летчиков вроде меня… Если в тумане они заблудятся и у них не выйдет совершить аварийную посадку на какой-нибудь местности, они гибнут…

Твои ресницы напоминают крылья махаонов… Каждый их взмах — как взмах бабочкиного крыла, их трепет — трепет усиков бабочек… Как махаоны, перелетающие с цветка на цветок, твои глаза перепрыгивают с предмета на предмет, тебя все забавляет или интригует… А твои глаза по цвету напоминают самые глубокие лесные озера…

Твои ноготки — как розовый жемчуг, блестящие и вместе с тем перламутровые…

Твои ноги такие же стройные и длинные, как самые юные деревца кедров… Твои пальцы изящны, как стебли дикой травы… Если на твоих глазах появляются слезы, то они подобны росе, которую в своих чашечках собирают дикие лилии, плавающие по темной озерной воде твоих глаз…

Твоя грудь — как два дивных плода, персики или апельсины, созревшие на ветке дерева где-нибудь в Италии, позолоченные утренним солнцем и ждущие лишь прикосновения ласковой руки садовника…

Очертания твоей шеи, плеч и талии так же совершенны, как очертания бутонов, нельзя ни прибавить, ни убавить…

Твой живот — он такой же плоский, как равнина в безводной пустыне, такой же бархатистый и горячий, словно песок, устилающий эту равнину…

Губы Дика прикоснулись к животу Мирабель, проложили дорожку из поцелуев ниже, ниже, еще ниже… Она тихонько застонала.

— Если ты не возражаешь, я ненадолго прервусь с эпитетами, но зато сделаю так, что ты будешь стонать еще громче и сильнее…

— Да, — прошептала она, — да… Я так давно не слышала этих стонов…

Дик окончательно освободился от остатков одежды.

Старенькая кровать трещала и скрипела, но они не слышали и не замечали этого. Если бы за окном начала вдруг буйствовать буря, оглушительно загремел бы гром, вспышки молний озарили бы окрестность — может быть, и тогда Дик с Мирабель ни на секунду не отвлеклись бы от своего занятия.

Если бы сейчас кто-нибудь сказал Мирабель о том, что за порогом ее спальни, за стенами этого дома еще осталась какая-то другая, иная жизнь, непохожая на происходящее на ее хлопчатобумажных простынях, она ни за что не поверила бы. Слишком яркими были ощущения, слишком полными были переживания, слишком невероятными казались прикосновения.

Пальцы и губы Дика были повсюду. Во рту у Мирабель пересохло, и уже совсем не помогали долгие упоительные поцелуи. Она то и дело кусала губы, чтобы не вскрикивать совсем уж громко. Напряжение росло, сладкие и одновременно тревожащие ощущения подступали к сердцу, к животу, к самым потаенным глубинам, не оставляя другого выхода, кроме как… кроме как наконец изогнуться в немыслимом изгибе, с немыслимо долгим стоном — и после этого обмякнуть, затихнуть, успокоенно вытянуться на сбитых, смятых, скомканных простынях…

— И от этого ты хотел отказаться…

— Вот как, ты еще можешь говорить? — удивился Дик.

Впрочем, сейчас и его голос срывался, был не вполне твердым, предательская хрипотца выдавала волнение и возбуждение.

— Могу.

— Нет, я не хотел отказаться, — открестился он.

— То-то же…

— Но раз ты еще можешь говорить, то…

— То что?

— Придется преподать тебе очередной урок.

— Урок?

— Надеюсь, после него у тебя уже не останется сил на мелкие уколы и вредные замечания…

— Эй, что еще ты задумал?

— Как насчет твоего шаткого, громоздкого, неустойчивого и жесткого кухонного стола? Я всегда мечтал заняться любовью на огромном дубовом кухонном столе.

— Есть что-нибудь, на что даже у тебя не найдется ответа?..

— Потом поищем. Поднимайся. Кухонный стол ждет нас.

— Нет, не пойду, не хочу — он же жесткий!

— Мы что-нибудь придумаем, — поклялся Дик, с трудом пряча усмешку.

В активе минувшей недели у Дика и Мирабель были безудержные ласки, поездка на лесное озеро, купание в котором запомнилось им обоим изрядным эротизмом, а также полет в Мадисон — там они семь часов играли в боулинг и три часа на бильярде.

Разумеется, они не успели вернуться домой до темноты. Пришлось заночевать в мотеле. Ночь они провели в беседах и других приятных занятиях, а на рассвете прилетели домой.

Дик все-таки вытащил Мирабель на посиделки в один из городских баров.

— Там так темно, что тебя никто и не узнает, — заверил он.

Мирабель предпочла перестраховаться, упаковавшись в грубые потрепанные джинсы, клетчатое шерстяное пончо и дырявую соломенную шляпу.

— В бар с таким чучелом не пустят, — развел руками Дик.

Мирабель задохнулась от возмущения:

— Что?!

— Боюсь, владелец бара потребует, чтобы я немедленно вернул тебя туда, где и подобрал — на ближайший огород, отпугивать ворон. Это чтобы ты не распугала остальных посетителей заведения, — пояснил Дик и еле успел увернуться от летящей в него подушки.

В баре Мирабель выпила несколько клубничных «Маргарит». Дик предположил, что добром это не кончится. Так и оказалось: Мирабель возжелала спеть в караоке. Поскольку желающих солировать в тот вечер в баре было немного, Мирабель охотно предоставили микрофон и право выбора песен.

Дик уже приготовился было зажать уши. Он знал немало прелестных девиц, кого в караоке нельзя было слушать без слез и смеха. Но Мирабель удивила его: у нее оказался высокий и чистый голос, к тому же она довольно точно попадала в ноты, не давала петуха и не фальшивила. Она сорвала аплодисменты, спев пять или шесть лирических баллад, пару песенок кантри и бессмертную песню из «Титаника». Дик особенно оценил последний хит.

— Ну все, пойдем, — сказал он, вытаскивая из цепких рук Мирабель микрофон, горячий от ее дыхания.

— А если я не пойду? Мне тут понравилось.

— Надо же. Еще в обед тебя было не вытащить из дому, а тут такой успех. Поехали, детка, мне еще нужно успеть накормить тебя картофельным салатом.

— А это что за зверь? — заинтересовалась Мирабель.