Другой Синдбад - Крэйг Шоу Гарднер
Шрифт:
Интервал:
— Значит, так, — начал вспоминать Джафар. — Это был, разумеется, корабль, захваченный обезьянами. И еще…
— Еще был тот великан, что любил человечину, — с неким удовольствием подхватил Ахмед, — не говоря уже о племени каннибалов с их заколдованной пищей, превращающей людей в скот, готовый на убой.
— Откуда я спасся, — пояснил Синдбад, снова воодушевляясь рассказом, — для того лишь, чтобы попасть в королевство, которое, хоть и было самым процветающим и счастливым местом на свете, таило в себе ужасную тайну… — торговец сделал паузу, чтобы содрогнуться, — …что, когда муж или жена умирает, другого супруга заживо хоронят в склепе.
— Или то сморщенное существо, казавшееся беспомощным стариком, не способным перебраться через мелкую речушку, пока оно не уселось вам на плечи и не обернулось демоном, которого было не сбросить, — весело продолжил Ахмед.
— И конечно, та самая история, — настаивал Джафар, — тот злосчастный инцидент с яйцом Рух. — Мажордом умолк и задрожал. Другие уставились на него, и даже Ахмед был серьезен. — Когда вы убили птенца, и птицы Рух начали искать вас, чтобы отомстить.
— Неужели это одна из тех птиц? — спросил Ахмед, у которого на этот раз не оказалось готового ответа на все вопросы.
— Лишь Всемогущему ведомы мысли птиц и зверей, — ответил Синдбад. — Но все же почему здесь? И почему сейчас?
Их разговор дал мне немалую пищу для размышлений, хотя я полагал, что должен узнать больше подробностей каждой конкретной истории, прежде чем прийти к каким-то определенным выводам.
Но все размышления были на время забыты, когда гребцы провели корабль мимо огромной скалы и мы увидели море.
Люди радостно закричали, достигнув первого из мест назначения, но мне показалось, что в их голосах я слышу и оттенок благоговейного испуга. Наверное, я приписывал матросам свои собственные страхи. Море раскинулось передо мной, ровное сине-зеленое пространство под более яркой синью неба; и оба они — и море, и небо — уходили в бесконечность. Я был человеком, привыкшим к переулкам и лачугам: тесные, мрачные места, где до стены всегда подать рукой. Мне было сложно взойти на борт корабля, но здесь, во всяком случае, были леера, за которые можно ухватиться, а если бы на реке случилось худшее, моя любимая земля всегда была не более чем в нескольких футах от нас; футах, которые я смог бы как-то преодолеть, несмотря на неумение плавать. Или так я мог себя уговаривать.
Но море? Невозможно убедить себя, имея дело с такой громадиной, как море.
Капитан указал на Басру, раскинувшуюся на берегах в том месте, где река встречалась с морем. Это был изрядный город, но с Багдадом не сравнить. Невооруженным взглядом я разглядел всего с полдюжины дворцов!
Припасов у нас было столько, что не было нужды останавливаться, и вместо этого мы смогли направиться по каналу прямо в море. Удивительно, хотя послеполуденный бриз часто дует с моря на сушу, сегодня ветер делал прямо противоположное, и капитан быстро приказал поднять все паруса, чтобы воспользоваться этим обстоятельством.
Ветер обрадовался парусам, как мужчина — своей возлюбленной, и вскоре земля скрылась из виду.
— Капитан! — прокричал впередсмотрящий с верхушки мачты. — Штормовые тучи на горизонте!
Услышав новость, капитан Хутан мрачно улыбнулся:
— Я должен был понять, что тут что-то неладно, раз ветер так поменялся. Что ж, мой корабль уже выдержал несколько штормов. — Его усмешка сделалась шире, когда он взглянул на нас четверых. — Те из вас, для кого такие путешествия в новинку, скоро получат морские ноги.[1]
Раздались смешки тех матросов, кто оказался достаточно близко, чтобы услышать слова капитана. Хутан продолжал, уже отнюдь не таким шутливым тоном, отдавать приказы, которые могли спасти корабль. А тучи неслись на нас с такой же скоростью, как до них — птица Рух.
Теперь вокруг было море, и огромные волны перехлестывали через нос корабля. Я гадал, насколько должен промокнуть, прежде чем обрести те самые морские ноги. Что ж, во всяком случае, это испытание было естественного происхождения; нечто знакомое капитану и экипажу. Или так мне думалось в тот момент.
— Синдбад!
Мы с торговцем оба обернулись на крик Ахмеда.
— У нас еще одна проблема! — хрипло прокричал мальчишка, чтобы его услышали за свистом ветра. Он указал в ту сторону, где в последний раз была видна земля. — Взгляните на горизонт!
Там, достаточно большая, чтобы разглядеть, как она машет крыльями, была птица Рух, снова направляющаяся к нам. Наверное, подумал я, Рух никогда не слышали про правило трех. Видимо, что-то помешало ей уничтожить нас раньше, что-то, с чем исполинская птица должна была разделаться, прежде чем вернуться, чтобы проделать то же самое с нами.
Ибо намерения ее были ясны, поскольку она быстро догоняла нас, хотя за оглушительным воем ветра я не мог больше расслышать жутких криков птицы.
Это было слабое утешение.
— Ага, — отозвался капитан сквозь ветер, когда я указал ему на огромную птицу. — Я тоже ее вижу. Налегай, вы, бездельники! — проорал он матросам. — Все на весла. Нужно уйти от птицы!
— Но как вы убежите от птицы таких размеров? — прокричал я ему.
— Войдя в шторм! — коротко бросил капитан, словно этого объяснения было достаточно.
Он быстро отправился на нос, схватил две здоровенные колотушки и начал отбивать частый ритм на барабане. Гребцы налегали на весла в такт ударам, и вскоре мы уже стремительно неслись по становящимся все выше волнам. Корабль стонал и содрогался всякий раз, как мы ударялись об очередную стену воды, словно это была не вода, а что-то куда более твердое.
От всего этого в животе у меня тоже поднялась болтанка, и я думал разом о том, что надо было поплотнее поесть, пока мы были на спокойной реке, и, наоборот, что лучше бы мне в моей жалкой жизни вообще никогда не приходила в голову мысль о еде. Капитан упомянул про обретение морских ног. Мне подумалось, не пытался ли он проявить некое милосердие, когда даже не заикнулся про морской желудок.
Итак, мы гребли, а Рух гналась за нами. Но я заметил, что огромная птица, кажется, настигает нас не так быстро, как прежде. Я повернулся взглянуть на капитана и получил прямо в лицо мощный заряд ветра и брызг.
Именно тогда до меня дошел замысел капитана. Мы двигались навстречу шторму, прямо навстречу ветру. Это означало, что птица тоже должна была лететь против ветра и, в то время как нас на корабле швыряли волны, птица в небе вынуждена была сражаться с еще более коварными воздушными потоками и тратить силы, пробиваясь сквозь бурю.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!