Первая работа. Возвращение - Юлия Кузнецова

Но сейчас я не могла найти в памяти ни одного слова, которое хотелось бы произнести в Ромкином присутствии. Может, дело было в его футболке, которая нахально торчала из-под свитера, словно насмехалась над моими несчастьями. А может, в том, как Ромка перестроился, когда я подошла к нему справа: замедлил шаг, пропустил меня вперёд и зашагал так, чтобы я видела его с левой стороны. Как будто я только и думала, как бы разглядеть поближе его пятно!

От всего этого ныло сердце и страшно хотелось оказаться дома.

– Как ты провёл лето? – спросила я светским тоном и, спохватившись, добавила: – Куда-то ездил?

– В Архангельскую область, – ответил он. – Помогал восстанавливать монастырь. Там нас много было. Целая группа. Мамин сотрудник поехал. Меня прихватил.

– Здорово! Удивительно, что так здорово!

– Чего удивительного? – пожал он плечами. – Ты же знаешь, как мне нравится история.

– То-то и удивительно, – растолковала я ему. – Не так уж и легко найти себе занятие на лето, чтобы оно совпадало с твоим увлечением. Нам обоим повезло.

Ромка почему-то не поддержал моего энтузиазма.

– Кстати, про историю, – вспомнила я. – Ты глянул на тот листик?

– Да. Хорошая штуковина. Прочищает мозг.

– Историчка тебя ждёт. В этом году никто, кроме Ульяны, не выбрал историю.

– Я знаю. Я ей звонил. Не Ульяне, а Елизавете Ильиничне. Сказал, что в ближайшее время не приду.

– Она знает о…

– Нет, Маш. Никто не знает. И я бы хотел, чтобы никто не знал. Всё, мы пришли.

– Пока, – со вздохом сказала я.

– Подожди.

Ромка порылся в карманах.

– Я тут кое-что привёз для тебя. Из Архангельска.

Он протянул мне маленькую деревянную лошадку, тёплую и совсем гладкую, даже без глаз и рта.

– Я не суеверный, – сказал Ромка, – но пусть она будет у тебя. Просто… на счастье. Я так понял, у тебя проблемы.

– Ты даже не спросил какие, – упрекнула я его.

– Да, – жёстко сказал Ромка, – чтобы не рассказывать ничего в ответ.

Он зашагал обратно к остановке. Секунду-другую я грела в руках лошадку, а потом закричала:

– Ром!

Он остановился под фонарём. Я подбежала к нему и, запыхавшись, сказала:

– Спасибо. Почему-то мне кажется, твой конь поможет. Знаешь, как в фильмах. Герой уходит на войну, девушка дарит ему портрет. И этот портрет спасает от смерти. Ну, то есть я не в смысле, что ты как девушка…

– Я понял. – Взгляд его немного потеплел.

– И ещё… Слушай. Я не буду ни о чём расспрашивать. Но можно я буду приходить через день, приносить домашку, рассказывать, что делали в классе?

– Зачем тебе это? – с нажимом спросил Ромка. – У тебя нет нормальных друзей, с которыми можно проводить время?

– Затем, – строго ответила я, – что ты – мой ученик. А я – твоя учительница. И, если ты скатишься, все будут надо мной смеяться. Ещё не хватало авторитет потерять!

Мне показалось, что он улыбнулся, но это могло быть игрой света под фонарём.

– Я подумаю, – наконец сказал Ромка. – Не уверен, что соглашусь. Обещаю подумать.

Мне очень хотелось потрепать его по рукаву, но я не посмела. В кармане завибрировал телефон. Бабушка!

– Иди домой! – строго сказала она.

– Папа наябедничал, что я задержалась? – буркнула я.

– Папа на работе. Домой!

Ромка, махнув рукой на прощанье, ушёл ещё в начале нашего с бабушкой разговора.

Стал накрапывать дождь. Поднялся ветер, закачал ветви клёна над моей головой. Свет фонаря струился по кружевным листьям, и оттого казалось, что дерево плывёт куда-то свозь осеннюю морось. Я словно попала в сказку, в которой был Ромка да исчез, как ночной эльф. Бывают ли эльфы с пятнами в пол-лица? Наверное, бывают. Вряд ли, получив ожог, они лишаются своего эльфийского звания.

Только лошадка из далекого Архангельска напоминала о том, что Ромка был тут со мной.

Я сунула её в карман, но руку вынуть не посмела. Так и держала, будто лошадка может провалиться куда-то в пропасть, если я её отпущу.

Потом побрела домой, размышляя о суевериях. Выходило вот как: если блузка не спасает Ленку от двойки, а детские вещи, которые перебирала мама раньше времени, не имеют значения, то и лошадка не принесёт никакого счастья. Нужно было либо поверить во всё это вместе, либо отринуть. Лошадка, блузка и ползунки как бы сидели в одной лодке и кричали: «Пропусти в свой мир нас всех! По отдельности мы не заплываем!» А я не знала, как поступить. Поэтому всё сжимала и сжимала лошадку. Даже если не принесёт счастья, хотя бы согреет, как стены домов на юге, которые ловят весь день солнце, а потом, ночью, отдают хозяину солнечное тепло.

В подъезде было тихо. Только кто-то на верхнем этаже слушал «Битлз». Лифт не работал, и я затопала пешком. На пятом этаже дверь распахнулась, показалась соседка с веником и совком. Она вытряхнула пыль из совка на свой коврик.

– Ну что ты творишь?! – закричал из комнаты мужской голос.

Я была согласна: любой, кто зайдёт в квартиру, принесёт весь мусор обратно на собственных подошвах!

– Как можно выбрасывать мусор на ночь глядя? – продолжал греметь голос. – Денег не будет!

Соседка заметила меня и, смутившись, скрылась за дверью. А я погладила лошадку в кармане и двинулась дальше.

Оказывается, «Битлз» слушали у нас в квартире! Кто же?! Папа должен быть на работе. Может, вор забрался и врубил музыку?

Я осторожно постучала, готовая в случае чего дать дёру. Дверь распахнула бабушка.

– I wanted to spring a surprise! – громко объявила она.

– «Весенний сюрприз»? – не поняла я.

– «Я хотела удивить!» – с укором перевела бабушка. – Бросаю китайский, начинаю учить английский!

– Это видно, – ошеломлённо отозвалась я, – и слышно. Не только мне, но и соседям.

– Что ты говоришь? – прокричала бабушка.

– Говорю, что можно было меня предупредить! – прокричала я в ответ.

– Тогда это не было бы сюрпризом! – снова закричала она.

Тут песня кончилась, и последнее слово повисло в тишине.

– Понятно, – заявила я. – А почему ты у нас?

Тут заиграла следующая песня, и бабушка побежала на кухню, к своему старенькому ноутбуку, из которого доносилась музыка. Она нажала на клавишу, и всё стихло.