Француженки не любят сказки - Лора Флоранд

– Вы потрясающе выглядите, – невольно вырвалось у него, и он поежился: именно так он говорил шестнадцатилетним подростком, когда верил, что кто-то способен полюбить его, несмотря ни на что.

Она настороженно и скептически глянула на него, но все же немного порозовела. Он остановил руку у самых ее волос, спохватившись, что хотел их погладить. Впрочем, эта «перистая» стрижка была коротковата для ее типа лица. Возможно, из-за этого она и прятала волосы. Может быть, подстриглась совсем недавно и была недовольна прической. Что, если уговорить ее отрастить волосы, чтобы они доставали до плеч?

Хотя о чем это он? Чтобы волосы отросли, нужно время, а она приехала в Париж ненадолго.

Не спросить ли еще раз, как ее зовут? Но если она и на этот раз откажется назвать свое имя, ему будет трудно скрыть раздражение. И он решительно взял ее за руку и повел за собой по тротуару.

Она приоткрыла рот и взглянула на него такими большими глазами, что он едва не утонул в них. Нет, не так. Он почувствовал себя небесным ныряльщиком, плавающим, плавающим и плавающим в бездонной синеве неба. Но в какой-то момент он забудет раскрыть парашют и грохнется оземь.

Давно он не держал женщину за руку… С каких пор?.. Нет, вообще никогда не держал. В шестнадцать у них это не катило. Но сейчас ему это понравилось – приятно было ощущать в руке тонкие прохладные женские пальцы. Но что, если его рука покажется ей лапищей монстра?

– Куда мы пойдем? У вас есть какие-нибудь пожелания? – спросил он. Черт, пожалуй, ему все-таки надо было надеть костюм. Его имя послужит ему пропуском в любом месте, даже без резервирования столика или входного билета, и это был бы удобный шанс произвести на нее впечатление. Но ему не очень хотелось идти нынешним вечером в какое-то элегантное или попсовое место, где все будут на них пялиться.

– Нет, – ответила она, не делая ни малейшей попытки высвободить руку. – Лучше всего пойти в маленькое заведение, где тепло и… забавно.

– Забавно? – Неужели она хочет, чтобы он повел ее в какой-нибудь крутой шалман? Но вдруг он там подерется и его арестуют? Тогда полетит в тартарары впечатление, что он пытался вести себя прилично.

Она подняла обе руки, объясняя, что имела в виду, и он не разжал пальцев, так что ей пришлось потащить и его руку. Она приблизила свободную руку к той, которую он держал, явно пытаясь изобразить жестом маленькое помещение.

– Тепло, – повторила она. Потом сделала нечто совершенно его обезоружившее: сжала пальцами его руку (хотя с трудом обхватывала ее), чтобы с его помощью выразить мысль жестом, ибо не помнила, как нужное ей слово звучит по-французски.

Он повернулся и поцеловал ее. Сграбастал, притиснул к двери подвернувшегося подъезда, отгородив своим большим телом от прохожих, и страстно поцеловал в губы.

Ее рот был сомкнут – она не ожидала этого поцелуя. Но он целовал ее со всей страстью, и ей ничего не осталось, как сдаться, да и что там говорить, он за свою жизнь сломал чертову пропасть преград. Тише, только без напора, без напора, только в губы… тише…

Ее мышцы расслабились, губы раскрылись. Она прижалась к нему, вцепилась в его плечи – он чувствовал это даже сквозь куртку и пожалел, что не сбросил ее с себя прямо им под ноги – плевать, лишь бы чувствовать ее пальцы.

Ее рот впустил его. После всех этих дней, когда она ела все, что он готовил, нравился ли теперь ей вкус его самого? Пожалуйста, попробуй и меня тоже.

Он не мог сказать «пожалуйста», не мог, но… он сказал это своим ртом. Умолил, уговорил ее. Господи, да ее не нужно было и уговаривать.

Она открылась ему, и в его теле взорвался оглушительный фейерверк. Он еще крепче обхватил ее, оторвал от земли и…

– Превосходная техника, молодой человек, – язвительно обронила немолодая женщина, проходя мимо. Он медленно поднял голову и посмотрел с раздражением и благодарностью на ее прямую спину. Можно не сомневаться, когда ты ведешь себя глупо, твои соотечественники-парижане всегда дадут тебе это понять.

– Простите, – прошептал он женщине, чьего имени он все еще не знал, и ласково прижался лбом к ее лбу. – Простите, я не мог сдержаться. – Он вовремя остановил себя, презирая мужчин, признававшихся, что они чего-то не могут.

Она все еще стояла, прильнув к нему всем телом, ее лицо пылало, губы приоткрылись, глаза неотрывно глядели на него. Господи. Он посмотрел на ее дом, который был от них в двух шагах.

Но он обещал ей приличный ужин, верно? А не фастфудовский секс.

И хотя у нее был такой вид, словно она ожидала, что он снова вопьется в ее губы, отнесет ее послушное тело наверх, в квартиру, это еще не значило, что он… не должен… должен…

– Лучше пойдем дальше! – Он выпрямился, но так резко, что она споткнулась, и он про себя выругался. Нет, никогда ему не избавиться от груза тех шести лет, когда он работал на бойне. И он опять взял ее за руку, чуть более бережно.

Она ничего не сказала, лишь спрятала пальцы в его ладони.

Раздеваясь в бистро, он только теперь сообразил, что на ней нет ни куртки, ни даже жакета, и необычайно обрадовался этому. Когда они выйдут на улицу после ужина, станет прохладнее, и тогда он отдаст ей свою куртку, окутает ее своим теплом.

– Нравится тебе здесь? – Он улыбнулся, невероятно радуясь, что может говорить ей «ты». Они стояли возле ступенек и ждали, когда официант отыщет для них место в набитом людьми маленьком помещении. Он привел ее в одно из своих любимых бистро на углу между кварталом Маре и площадью Республики. Тут можно было съесть хороший стейк и свеженарезанные овощи, жареный картофель, сдобрив их соусом «рокфор». Именно это он и планировал заказать для нее. Кажется, после десяти дней, что она провела в его салоне, косточки на ее запястьях торчат уже меньше.

Ее улыбка согрела его душу.

– Превосходно, – робко ответила она. После их поцелуя она сильно робела.

Ее робость придала ему сил; у него появилось желание схватить эту женщину могучими лапами и не отпускать. Конечно, с ее стороны было неразумно давать ему почувствовать такую власть над ней.

Любая женщина окажется полной дурой, если позволит мужчине одержать над ней верх, но раз мужчина – это он…

Ладно. Она приехала сюда ненадолго, напомнил он себе. Пока она будет в городе, он, конечно же, сможет вести себя прилично.

– Что ты делаешь в Париже? – спросил он, держа ее за руки. Он не хотел утратить свою привилегию, если она вдруг опомнится и обретет независимость. Сейчас они сидели за столиком друг против друга. Он засунул пальцы под тесные вязаные манжеты ее рукавов и нежно гладил тоненькие запястья. Он не хотел манипулировать ею, просто не мог остановиться. Ему нравилось чувствовать подушечками пальцев ее кожу, нравилось смотреть, как глаза ее заволакивал туман страсти.

Но этот вопрос вернул ее к реальности; глаза сделались строгими и настороженными.

– У меня тут семья.