Лорд и своевольная модистка - Луиза Аллен

— Играть с мисс Латам в триктрак — одно удовольствие, — говорил граф как-то вечером после окончания партии. — И терпения ей не занимать — она не вздыхает так тяжко, как ты, когда я задумываюсь над очередным ходом!

— Дело не в нетерпении, милорд, — заметила Нелл, покосившись на Маркуса. — У каждого своя стратегия. Лорд Стейнгейт хочет выбить вас из равновесия.

— Пусть попробует! Садись, мой мальчик, займи мое место.

— О нет. — Маркус покачал головой. — Мисс Латам употребит против меня все свои хитрости.

— У меня их нет, — возразила она.

— Всю ложь, — беззаботно продолжал Маркус, улыбаясь одними губами. Нелл инстинктивно дернулась, услышав это слово. — Вы посмотрите на меня своими зелеными глазами, и я забуду, как собирался пойти.

Когда он ушел, граф добродушно заметил, что его сын неисправимый волокита. Нелл стало не по себе.

Прошла неделя, и Нелл привыкла к распорядку жизни в поместье. Она охотно выполняла мелкие поручения леди Нарборо; когда мороз сковал дороги и стало можно ездить в карете, навещала соседей вместе с Онорией и Верити, обсуждала книги с мисс Прайс или играла в триктрак с графом. Но по утрам, перед тем как встать, она снимала с цепочки ключ, открывала мамину шкатулку, доставала очередные три письма и напоминала себе о том, что живет в доме врагов, которым нельзя доверять.

Еще больше беспокоило ее то, что Маркус перестал донимать ее расспросами. Она всегда остро ощущала его присутствие. Однажды, утром в субботу, причесываясь, она вдруг представила, как сладко таять в его объятиях. Она вспомнила его губы и невольно размечталась.

Наверное, он очень хорош в постели. Наверное, он не забудет о прелюдии, и ей будет… хорошо. Потом, правда, хорошо быть не может… ей будет больно, но с ним она постарается не думать о неприятном. Нелл закрыла глаза и погрузилась в приятные воспоминания о том, как прижималась к нему. Какие у него сильные руки — и какой он нежный, несмотря на физическую силу и вспыльчивость!

Она витала в облаках до самого завтрака. Спустившись, она увидела, как лорд Стейнгейт, совсем не похожий на нежного любовника из ее мечты, поедал вырезку с кровью и оживленно беседовал о политике со своим отцом. Реальность оказалась настолько далека от ее чувственной фантазии, что она улыбнулась, не покраснев, занимая свое место за столом.

— Почта, милорд! — объявил Уотсон. Лакей поставил рядом с прибором графа серебряный поднос.

Лорд Нарборо отложил «Морнинг кроникл» и начал перебирать письма. Те, что предназначались жене и дочерям, он вернул на поднос и велел лакею отнести их леди Нарборо. Он передал Маркусу и мисс Прайс письма, предназначавшиеся им. Пока все вскрывали конверты и обменивались новостями, Нелл занялась омлетом.

— Мария Хеммингфорд заболела свинкой, — сообщила леди Нарборо. — Какая досада — перед самым началом сезона!

— Торговец тканями не может подобрать вам шелк в полоску, Онория. — Диана протянула леди Онории несколько образчиков. — Он спрашивает, подойдет ли такой?

— Вам известно что-нибудь о родословной упряжных лошадей Натли? — спросил Маркус, поворачиваясь к графу. — Посредник уверяет, будто… отец!

Дамы, увлеченно разглядывавшие шелковые лоскутки, не сразу заметили, как изменился тон у Маркуса. Только Нелл насторожилась и повернулась к графу. Тот пристально смотрел на развернутый листок бумаги. Оттуда выпала веточка с зелеными листьями, похожими на иголки. Нелл почувствовала пряный запах, напомнивший о тепле, о лете.

— Розмарин! — невольно воскликнула она. — «Розмарин — это для памяти…»[5], да?

Отец и сын одновременно повернулись к ней, и она вдруг поразилась их сходству. Две пары серых, как кремень, глаз не мигая смотрели на нее.

— А что он вам напомнил, мисс Латам? — буркнул Маркус, и Нелл сжалась. Опять тайны, опять угрозы… и, кажется, она снова что-то сказала не так.

Лорд Нарборо довольно долго молча растирал между пальцами пахучую веточку. Потом он бросил ее на бумагу, из которой она выпала, взял свою почту и встал. Он был бледен, но не шатался. Маркус, который собирался было поддержать отца под локоть, поспешно отдернул руку.

— Извини меня, дорогая, — обратился граф к жене. — Маркус, ты не проводишь меня в кабинет?

— Да, конечно.

Нелл ошеломленно смотрела на лорда Нарборо. Если она как-то замешана в новой посылке, значит, она хорошая актриса. Маркус мрачно посмотрел на нее, злясь на себя за то, что хочет ей доверять.

Граф решительно сжал челюсти. Маркус понял: пережив удар после первой угрозы, посылки с веревкой, граф стал сильнее — словно закалился.

— Мисс Латам процитировала Шекспира: «Розмарин — это для памяти», — заметил он, закрывая за ними дверь кабинета. — Вы что-то вспомнили, отец?

— О да. — Граф сел за дубовый стол и жестом пригласил Маркуса занять стул напротив. — В ту ночь, когда погиб Кит Хебден, я застал их с Уордейлом в саду, перед нашим лондонским особняком… Они боролись под окном моего кабинета. Я тебе рассказывал. — (Маркус кивнул.) — Тогда была сильная гроза с громом и молнией. Все промокли насквозь. Но гроза усилила ароматы… Под моим окном рос куст розмарина.

— Сейчас его нет. — Маркус с трудом вспомнил, что посажено у их городского особняка.

— Я приказал его выдрать. Сражаясь, они упали на него. Листья розмарина были повсюду, все пропахло розмарином… Теперь, стоит мне понюхать розмарин, как я вспоминаю тот день… — Граф рассеянно поднес к носу веточку. — Розмарин и запах крови… Я пригласил их обоих к себе, чтобы поговорить о розысках шпиона, предателя, затесавшегося в наш круг. Но меня запиской вызвали в министерство иностранных дел. Оказалось, дело пустячное — какой-то клерк неправильно расшифровал депешу. Позже мне пришло в голову, что меня намеренно хотели выманить из дому.

— Ты вернулся домой, зашел в кабинет и увидел, что большое окно открыто, — кивнул Маркус. Он слышал страшную историю перед Рождеством, когда Вериан привел к ним в гости своего нового помощника и молодой человек принялся расспрашивать графа о прошлом.

— Хебден умер на мокром камне, у меня на руках. Он сказал только: «Верити… veritas[6]». Его последние слова показались мне лишенными смысла. Я решил, что он бредит. Верити тогда была совсем младенцем. Рядом с Хебденом стоял Уордейл — весь в крови, с ножом в руке. Он сказал, что, когда он пришел, Кит уже был смертельно ранен, а он лишь вытащил нож и попытался помочь ему. Откуда сам Уордейл пришел ко мне, он не сказал, я и сам догадался. Он был с Амандой, женой Кита.

— Значит, изменник, о котором вы упомянули тогда за ужином, был Уильям Уордейл, лорд Лейборн?

Прежде отец не называл ему имени.