Игра на выживание - Патриция Хайсмит

Ольга Веласкес коснулась его руки. Люди начинали расходиться. Служба закончилась.

— Взгляните на Рамона, — шепнула Ольга. — Может быть, вам все-таки стоит подойти и поговорить с ним?

Рамон стоял, закрыв лицо руками, а рядом суетился Артуро, пытаясь хоть как-то утешить его.

Теодор изо всех сил стиснул зубы и не двинулся с места. Незнакомая женщина тронула его за руку и что-то негромко сказала. Теодор побрел к своей машине, по пути к которой ему пришло пройти мимо Рамона. Ольга последовала за ним. Три или четыре раза его останавливали какие-то люди, чтобы пожать ему руку и сказать несколько слов соболезнования — прямо как если бы он был её мужем.

— Я обязательно напишу вам, — пообещал сеньор с моржовыми усами, пожимая руку Теодору, и неожиданно для самого себя Теодор узнал в нем господина Санчеса-Шмидта, состоятельного коллекционера живописи и почетного попечителя нескольких музеев.

В конце концов Теодор оказался на расстоянии всего какого-нибудь ярда от Рамона. Ему не хотелось разговаривать с Рамоном, но окружающие ожидали от него, чтобы он заговорил с ним.

— Рамон? — окликнул его Теодор.

Рамон поднял на него непонимающий взгляд заплаканных глаз.

— Я хотел поговорить с её родителями. Где они?

Теодор невольно огляделся по сторонам, хотя и не был уверен, что сможет узнать их. С родителями Лелии он виделся лишь однажды, когда приезжал в Веракрус.

Рамон же тем временем уже направлялся к высокому седеющему мужчине в черном плаще и миниатюрной женщине, вокруг которых собралось несколько человек. Теодор, мельком взглянув на Ольгу и супругов Идальго, уже дожидавшихся его у машины, поспешил следом за Рамоном и Артуро Балдином. В конце концов, рассуждал он, ему тоже следует переговорить с её родителями.

— Это не я. Я этого не делал, — трагическим шепотом твердил Рамон, обращаясь к скорбящей паре. — Я не хочу, чтобы вы думали на меня.

Теодор получше пригляделся к Рамону, решив, что тот был просто пьян. Но нет, Рамон, напротив, оказался совершенно трез.

— Сеньора и сеньор Бальестерос, — вмешался Теодор, перебивая Рамона. Он обменялся с ними рукопожатиями и учтиво поклонился. — Мы все потрясены случившимся. Я хочу, чтобы вы считали меня своим другом. Ваша дочь была мне очень дорога. — Он осознавал, что его знания испанского языка было не достаточно для такого случая, и фразы получались до неприличия простыми и незамысловатыми. В серых с коричневыми прожилками глазах мужчины — они так были похожи на глаза Лелии — стояли слезы.

— Gracias,[8]— только и смог сказать он.

— Я хочу, чтобы вы знали о том, что я невиновен, — продолжал канючить Рамон.

— Ну что, ты Рамон, — быстро отозвался Теодор, — не думаю, что они…

— Они должны мне поверить! — отрезал Рамон, сбрасывая руку Артуро со своего плеча.

— Он переживает больше любого из нас, — извиняющимся тоном пояснил Артуро, обращаясь к родителям, и отец Лелии кивнул, очевидно, желая побыстрее отделаться от столь назойливого собеседника.

— Лелия меня любила, — продолжал Рамон. — Меня ложно обвинили. Вы ведь понимаете, не так ли?

— Да-да, конечно, — поспешно согласился отец Лелии, друзья которого уже тем временем настойчиво тянули его за рукав, пытаясь увести с кладбища.

— Мы все понимаем, — бесцветным голосом проговорила сеньора Бальестерос, как будто ей было совершенно безразлично, кто убил её дочь, и в данный момент имело значение лишь то, что она была мертва. Кроме Лелии у них была ещё одна дочь, но она вышла замуж и уехала в Южную Америку. Так что Лелия была их любимицей.

Рамона же, похоже, подобный исход разговора категорически не устраивал.

— Можно я приеду проведать вас в Веракрус?

Тяжко вздохнув, мать Лелии попыталась соблюсти приличия.

— Ну конечно же, Рамон, мы всегда будем рады вас видеть.

— Вы же верите, что я невиновен, ведь верите, да? — не унимался Рамон, хватая за плечо сеньора Бальестероса.

— Конечно, Рамон, они тебе верят, — сказал Теодор, пытаясь положить конец всеобщему замешательству, хотя в тот момент он и подумал о том, что вряд ли невиновный человек станет поднимать столько шуму, и что, возможно, Бальестерос думают о том же.

— Я обязательно приеду к вам в Веракрус, — пообещал Рамон. — До свидания. Adios.[9]

— Adios, Рамон, — сказала сеньора Бальестерос.

Рамон глядел вслед удаляющейся супружеской чете, и казалось, что он вот-вот снова бросится за ними вдогонку.

Толпа заметно поредела. Теодор и Артуро переглянулись.

— Ты уж позаботься о нем, ладно? — попросил Теодор.

— Si. Делаю все, что в моих силах. Жена мне помогает. Он ведь не спит по ночам.

— Наверное, тяжко ему пришлось в полиции?

— Еще бы! — отозвался Артуро. — Рамон не знает, как разговаривать с полицейскими. Но зато они знают, как обращаться с ним!

Ольга Веласкес и супруги Идальго стояли поодаль и о чем-то переговаривались, то и дело поглядывая на Рамона.

— Что бы вы там себе ни думали, а только я не делал этого! — внезапно во всеуслышание объявил Рамон.

Никто на это ничего не ответил, и даже не сдвинулся с места.

— Тео, ты будешь сегодня у нас? — спросила у него Хосефина. Она устраивала поминальный обед, на который должны были собраться родственники Лелии и несколько её самых близких друзей.

— Вряд ли, Хосефина, надеюсь, вы извините меня, — ответил Теодор.

— Очень жаль. Конечно, я хотела пригласить и Рамона, но, похоже, он немного не в себе. Что ж, не будем о грустном, — сказала она, печально улыбнувшись, и лишь тот, кто был знаком с ней так же близко, как Теодор, мог заметить некоторую холодность её тона. — Adios, Тео.

Теодор склонился над её рукой, а затем удалился в сопровождении Ольги и супруг Идальго.

— Если он этого не делал, то почему ему кажется, что все думают на него? — с некоторым презрением в голосе спросил Карлос Идальго. — Уж лучше бы помалкивал себе…

— Карлос… — взмолилась Изабель.

— На разве ты сама не говорила от этом? — возразил жене Карлос, делая неопределенный жест дрожащей рукой, которую он тут же спрятал обратно в карман плаща. — Так что до тех пор, пока он в конце концов не сознается в содеянном… — Карлос презрительно фыркнул. — Он же все действует на нервы! Вот погодите! Он ещё припомнит какие-нибудь мелкие фактики, которыми сам себя и загонит в угол — рано или поздно это случится. К тому все и идет. Не знаю, чего он тянет…

— А если он невиновен? — с вызовом в голосе спросила Ольга.