Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа - Наталья Литтера

окончания школы Дуня поехала с классом в театр. И подписать трогательную открытку на день рождения неловкими натруженными руками. Это все она – бабушка.

Родители были. Мама, строгая, но понимающая, папа – геолог и потому часто в экспедициях. Брак ее родителей был счастливым. Просто напоминал брак капитана дальнего плавания. Зато по любви. Дуня обожала отца. В детстве ей казалось, что он может все, потому что умел рассказать удивительную историю о каждом камне и даже дереве, о далеких краях, станциях, путешествиях. Он виделся ей тогда настоящим героем, да и сейчас ничто не изменилось. Но бабушка… бабушка – это совсем другое. Она ждала ее всегда. Даже когда Дуня уехала в Москву. Даже когда стало ясно, что Москва надолго. И потому на большие праздники она часто возвращалась домой. Домой и к бабушке. И рассказывала Дуняша ей такие умные вещи, в которых старушка ничего и не понимала, но всегда слушала внимательно и кивала. А потом что-то с сердцем. И скорая не приехала. Вернее, приехала, но через полтора часа. Слишком поздно. И бабушки у Дуни больше не стало.

А у автостопщика она была. Еще была. Там тоже что-то с сердцем, только врачи успели вовремя. Счастливый ты, Иван. Сам не знаешь, насколько. Береги людей, которые рядом с тобой. Пусть даже они съедают твой мозг. Кто еще будет любить тебя так же беззаветно и навсегда, если не они? Счастливый, счастливый Иван…

Когда Коко ехала по Москве и Дуня принимала решение, глядя прямо перед собой, она почти не замечала дороги. Перед глазами были весы с двумя чашами. На одной написано «мне нет дела до чужих проблем», на другой – «не пройди мимо».

«На самом деле, – размышляла она уже позднее, когда доставала из гардероба комплект постельного белья, чтобы вручить его автостопщику, – эти весы стоят около нас каждый день. Только мы их не замечаем. Мы бежим, мы спешим, у нас куча дел и забот, встречи, отчеты, контракты и постоянное состояние „не успеваю“. Мы не уступим место в очереди старушке, потому что очень спешим, и нам плевать на больные ноги старой женщины, которая просто не в состоянии стоять. „Прости, бабуля, в следующий раз пропущу, но сегодня не могу“. Мы проходим на улице мимо плачущего ребенка, потому что нам не до него. А он, может, потерялся. И пробегаем мимо лежащего мужчины, потому что пить надо меньше, а у него, вполне вероятно, обморок. Каждый день жизнь предлагает вот на таких мелочах сделать нам выбор. А мы даже не понимаем этого, успешно проваливая личные экзамены».

Дон Кихот вел себя на удивление молчаливо. Принес тяжелый пакет на кухню, и Дуня быстро разобрала его содержимое, положив скоропортящиеся продукты в холодильник, а хлеб и печенье в ящик. Потом разложила диван в гостиной, отдала постельное белье, плед и чистое полотенце.

– Если голодный, можешь сам себе на кухне сделать чай и бутерброды. Нож в верхнем выдвижном ящике, посуда на полке над мойкой. Пульт от телевизора вот, – указала рукой на консоль между книжными стеллажами. – Будешь смотреть, не включай звук громко, хорошо? Я в ванную и спать.

* * *

В квартире Дульсинея развила бурную деятельность. А Ваня словно в ступор впал. Только пакет с продуктами на кухню отнес. А потом – она разбирала диван, а он, вместо того чтобы помочь, стоял и пялился на то, как тонкая серая ткань облекла ее… ну, это… бедра. Слова же «попа» нет – так ему в детстве объясняли. Попа есть, а слова нет.

Ему вручили стопку постельного белья, увенчанную розовым полотенцем. И инструкцию о том, что можно, а что нельзя. После чего царица удалилась в ванную.

Иван бросил белье на разобранный диван. Вот так вот, да? Стремительным кавалерийским наскоком? И не будет совместного вечернего чаепития и разговора на ночь по душам? Про торты, саженцы и испанскую литературу?

Из-за двери ванной доносился шум включенной воды. А Иван принялся бродить по комнате – чтобы не думать о том, что происходит сейчас там, под душем.

Комната, в которой Тобольцеву предстояло провести ночь, была выдержана в голубых тонах. Спасибо, как говорится, что не в красных.

Видимо, гостиная. Все до мельчайших деталей продумано, функционально и стильно. Видна рука хорошего дизайнера – поболтавшись по куче разных квартир, это Иван мог определить точно. Диван, неизбежный стеклянный столик для «попить чаю», пуфик. Мягкий бежевый ковер под ногами. Фикус в углу. Или не фикус – для Тобольцева все домашние растения назывались «фикус».

Он прошел к книжным стеллажам. Ух, сколько. Нет, поменьше, конечно, чем дома у Ивана, где книгами было заставлено ВСЕ. Но в современных дизайнерских квартирах много печатных изданий увидишь нечасто. И их выбирают по цвету корешка и картинке на обложке.

Иван скользнул взглядом по книжным переплетам. Пушкин, «Евгений Онегин». Ну да, наше все. Шекспир. Не наше, но тоже все. Чехов. Ну, все понятно. Теккерей. Кто такой? Имя смутно знакомое, но ноль ассоциаций. Потрепанная, с потертыми уголками, явно читанная не один раз книга. Что это? «Баллады о Робин Гуде». Ну да, почти рыцарь из леса, куда же без него.

Как говорится, скажи мне, что у тебя на книжной полке, и я скажу, кто ты. Иван перевел взгляд на кабинет за балконным стеклом. Да и без книг все ясно.

Стукнула дверь ванной комнаты, послышались легкие влажные шаги.

– Ванная свободна. Спокойной ночи, Иван.

Какие церемонии. Тобольцев отвесил невидимой Дуне официальный поклон и взял с дивана оставленное ему розовое полотенце. Да и шут с ним, с цветом. Зато на ощупь мягкое и пушистое.

В ванной было не повернуться. И сама ванна крошечная, и все заставлено всякими разными баночками. И пахнет после Дуни чем-то сладким. Сам воздух тут теплый, влажный и сладкий. Иван поежился и потянул вверх толстовку. Чтобы не видеть стоящие в стаканчике две зубные щетки и бритву на полочке. Не для придания гладкости женским ножкам, стопудово. Мужской станок. Единственный, слава богу, мужской след в этой целиком и полностью женской цитадели чистоты и красоты.

Вытирался после душа Иван не глядя в зеркало. Собственная заросшая физиономия стала вдруг неимоверно раздражать. Не ровен час покусится на Илюшин бритвенный станок. Руки так и чешутся. Или взять на балконе со стола маркер – должен он там быть у Дульсинеи обязательно – и написать на нижней поверхности стульчака «Здесь был Ваня». Привет Илюше, угу. Дуня вряд ли обнаружит первая.

Что за детский