Парфюмер Будды - М. Дж. Роуз

На стойке регистратора лежала маленькая брошюра, история магазина на пяти языках. Maison des Poupés[10]стоял на этом углу более ста лет. Казалось, что в Европе с большим уважением относились к традициям и заведениям. К чему-либо новому здесь относились не так уважительно, как у него дома.

Дома.

Что же, это почти сработало, грустно подумал про себя Гриффин. Он сумел нацелить свои мысли на преходящую природу вселенной, но они вернулись обратно к его маленькой девочке.

Он был плохим отцом, и на то, чтобы понять, почему, не понадобилось много лет. Но с высоты понимания ошибок собственного отца Гриффин не переставал тревожиться. Тереза не хотела переезжать, а ему приходилось проводить в Египте по крайней мере пять месяцев в году. Из-за его отъездов их брак сильно страдал. Насколько хуже станет ситуация, когда в нее втянут ребенка? Тереза настояла и через какое-то время победила.

С первых дней своего отцовства Гриффин удивлялся силе чувств к маленькой Элси. Он сказал Терезе, что у него словно вынули сердце.

Появилась продавщица с большой подарочной коробкой.

– Вуаля, месье Норт, – сказала она, протянув ему красиво завернутую покупку.

Он распорядился, чтобы ее доставили в гостиницу «Монталембер» ближе к вечеру, а потом отправился по Рю де Сен-Пер, где, зажатый между двумя старинными магазинами, находился парфюмерный магазин Л’Этуаль.

В летнее время, которое он обычно проводил вместе с Робби и Жас во Франции, их бабушка развлекала его рассказами о семейной истории в дореволюционном Париже и о перчаточнике Жан-Луи, который стал заниматься производством духов, чтобы ароматизировать перчатки; ими он торговал в этом самом здании. Открыв парадную дверь, Гриффин прислушался к красивому колокольчику, оповестившему о его появлении. Не тот ли это самый колокольчик, что звонил при жизни Жан-Луи?

Люсиль, менеджер, оторвалась от чтения журнала, чтобы поприветствовать его, и встала. На ней было вечно современное черное платье, черные туфли на высоких каблуках и черный шарф, что сильно выделялось на фоне магазина восемнадцатого века. Все стены здесь покрывали старинные потемневшие зеркала. Потолок тоже был зеркальный. Углы его украшали розоватые пухлые ангелочки и цветы пастельных тонов в стиле Фрагонара[11]. По комнате были расставлены четыре подлинных небольших стола в стиле Людовика XIV, так же как и несколько стульев, обитых бархатом цвета авокадо, а также застекленные шкафчики из розового дерева, наполненные старинными предметами. Увеличенные флаконы каждого из сорока духов Дома Л’Этуаль, полное собрание сочинений, как называл их Робби, выстроились на зеркальных полках, подписанные посередине передней стенки флакона: «Бланш», «Верт», «Руж» и «Нуар» – все они были созданы в период между 1919 и 1922 годом и до сих пор входили в десятку лучших духов парфюмерной промышленности, наряду с такими классическими ароматами, как «Шанель № 5», «Шалимар» и «Мицуко».

Люсиль сообщила Гриффину, что Робби ожидает его, и распахнула одну из стенных зеркальных панелей. Гриффин прошел в секретную дверь и поспешил по коридору, соединяющему магазин с мастерской. Коридор был узкий, темный и ничем не декорированный, абсолютно невзрачный в сравнении с теми помещениями, которые он соединял.

Он постучал в дверь.

– Entrer[12].

Гриффин открыл дверь.

Несмотря на то что последние четыре дня он работал с Робби, Гриффин не переставал восхищаться старинной мастерской. Он словно бы попал в калейдоскоп света и аромата. Тысячи бутылочек с жидкостями всех оттенков желтого, янтарного, зеленого и коричневого сверкали и мерцали в лучах утреннего солнца.

В обильный и почти совсем заросший сад вели французские двери. Картина была прекрасная, пока, приглядевшись, вы не замечали, что краска на дверях облупилась, а цветущие клумбы и зеленые деревья сильно нуждались в заботе садовника.

Робби сидел за столом и читал что-то на дисплее компьютера, нетерпеливо постукивая ногой и нахмурившись.

– Что случилось? – спросил Гриффин.

Даже перед лицом нависшего над ним кризиса Робби оставался безмятежным, невозмутимо продолжая работу. Гриффина это не только восхищало, но и казалось невозможным. Сейчас же он впервые увидел друга по-настоящему нервничающим.

– Я получил химический анализ керамических осколков.

– Они смогли определить хотя бы какие-то ингредиенты?

– Да, – Робби показал на экран. – Выделили остатки по крайней мере шести ароматов, пропитавших глиняные черепки. Из них всего три идентифицированы, а о трех я догадался сам.

– Почему не смогли определить остальные?

– В их базе данных нет подходящих химических образцов. От времени ингредиенты могли разложиться, и теперь их невозможно опознать. Вероятно, химический состав мог измениться из-за металлической прослойки между глиной и воском, что помешало анализу. Либо ингредиенты просто испарились.

– Проклятье, – Гриффин тоже надеялся на другой результат. Пододвинув стул, он сел за противоположную сторону большого стола. Это было его местом работы, пока он жил в Париже.

Робби говорил, что с 1780 года каждый директор Дома Л’Этуаль вел все дела на этом месте. Гриффин восхищался таким постоянством. История утешала. То, что один человек терял за свою жизнь, казалось несравнимым с тем, что виделось сквозь призму времени. Для Гриффина перспектива имела большое значение. Он полагался на нее, она помогала ему сконцентрироваться, когда все остальное было бессильно.

– Не беспокойся, – сказал Робби, вставая. Оптимизм в его голосе говорил о том, что настроение у него уже поднялось. – Что бы там ни говорила их машина, мы сами отыщем эти ингредиенты.

Он прошелся по комнате и остановился перед натюрмортом с изображением ирисов и роз в китайской вазе. Робби потянул картину, открыл ее, как дверцу, – за ней скрывался старинный сейф, – и повернул диск сначала вправо, потом влево и снова вправо.

В последнюю пятницу, когда Робби отправил черепки в лабораторию, он объяснил, что машина под названием ГХ/МС, или газовый хроматограф/масс-спектрометр, обычно использовалась для определения наркотиков, экологических исследований и обнаружения взрывчатки. Парфюмерные фирмы применяли высокосложный прибор для изучения продуктов конкурентов: буквально за несколько дней прибор мог расшифровать формулу, по которой те в течение долгих месяцев создавали свои духи.

Из сейфа Робби достал ювелирный футляр, выстланный черным бархатом, закрыл стальную дверцу сейфа, вернул на прежнее место натюрморт и бодро прошел обратно к столу, поставив футляр перед Гриффином.

Керамические осколки, словно драгоценные камни, с равными промежутками были разложены на бархате.