Щит и Меч нашей Родины - Михаил Ходаренок

У нас был и остается безумный ВПК, и Сердюков был единственный министр обороны, который попытался как-то привести этот ВПК в чувство – покупать иностранные «Мистрали». Помните его заявление, что они купят иностранные танки, потому что то, что предлагает им Уралвагонзавод, во-первых, стоит дороже, а во-вторых, хлам и старье? Теперь, заметим, всю эту историю отыграли обратно. Ну «Мистрали» – они сами уплыли из-за Украины. Что касается тех же самых танков, то вот у нас теперь грандиозный проект «Армата», который неизвестно сколько миллионов будет стоить. Но главное, что эти деньги будут освоены».

И опять-таки: что ни слово – то с печки бряк. Ну, осторожнее надо девушке обращаться с цифрами. Академий даже в лучшие советские времена было всего 17. Училищ – да, действительно больше сотни. Но не стоит на основе исключительно этих чисел сравнивать нашу систему военного образования с американской (где всего три военных вуза). А именно этот принцип лежал в основе реформирования системы военного образования, рулевым в которой была тоже девушка, из налоговой инспекции. Когда армия была резко сокращена, потребности в подобном количестве выпускников военных вузов не стало, значительная часть академий и училищ пошла под нож.

Теперь присмотримся к фразе «да еще в лучших особняках Москвы». Это, что называется, оговорка по Фрейду. Именно это-то и было главным при реформировании системы военного образования при Сердюкове. «Все это было продано и реформировано», – утверждает девушка. Вот продано – это железно. Причем своим людям. А реформировать то, что продали, наверное, уже поздно.

Насчет ВПК, «Мистралей», иностранных танков – это тоже, к сожалению, разновидность бреда со стороны девушки. Заказ подобного вооружения и военной техники за рубежом – это хуже, чем преступление, это – ошибка. Чужими танками войну не выиграешь.

И в заключение. Занятно все-таки, когда продвинутые девушки на уровне бреда и шизофрении пытаются судить о сложнейших военных проблемах. Мне очень хочется сказать авторам подобных попыток: «Ах, оставьте, вам это совершенно не идет».

Политические органы в Советской армии объективно препятствовали консолидации военной элиты государства.

В 1991 году достаточно незаметно в истории военной организации государства закончился один из самых противоречивых периодов ее развития. В Вооруженных силах и других силовых структурах завершилась деятельность политических органов. Однако это событие произошло столь буднично и неприметно, что весьма скоро забылось. Итоги далеко не однозначной деятельности политических органов в армии и на флоте остались по большому счету так и не подведены. Разумеется, предлагаемый материал вовсе не претендует даже на достаточно краткий анализ деятельности политотделов и управлений за несколько десятилетий их существования. Скорее всего, это попытка набросать повестку дня для первоначального разбора итогов работы военных комиссаров. Тем более что, несмотря на огромное количество партийной литературы, выпущенной в советские времена, серьезных работ после 1991 года по анализу деятельности политических структур в армии и на флоте так пока и нет.

Как известно, в годы Гражданской войны в связи с широким привлечением офицеров русской императорской армии на службу в создаваемую Красную Армию для политического контроля за командирами был введен институт военных комиссаров. На практике это означало фактическое двоевластие в Вооруженных силах – приказ командира без подписи комиссара признавался недействительным. Естественно, такое положение не могло считаться нормальным даже по условиям того переломного во всех отношениях времени, и 28 июля 1924 года было принято решение о переходе к единоначалию.

Однако тогда оно, естественно, не могло быть полным. Если командир был коммунистом, то у него были одни права, а если беспартийным, то он выполнял лишь оперативно-тактические и административно-хозяйственные функции, а комиссар руководил политической и партийной работой и отвечал за морально-политическое состояние части. Любопытно, что за советский период еще дважды принималось решение о введении института военных комиссаров. Это происходило в периоды с мая 1937 по август 1940 года и с июля 1941 по 9 октября 1942 года.

Однако если в период массовых репрессий 1937–1938 гг. эту меру еще хоть как-нибудь можно объяснить, то введение очередного двоевластия в Вооруженных силах в июле 1941 года никаким внятными доказательствами подпереть не удается. Скажем, если у руководства государства в тот период под влиянием тяжелейших поражений на фронтах возникли вполне справедливые сомнения в компетенции и профессиональной состоятельности командного состава Красной Армии, это все же не могло служить поводом для приставления к командирам и командующим совершенно неграмотных в оперативном отношении политических надсмотрщиков. Эта мера отнюдь не способствовала улучшению состояния дел на фронте, и самое ее яркое проявление – «мехлисовщина».

Лучше всего об этом явлении говорят строки из одного частного письма, адресованного Константину Симонову: «…Я был на Керченском полуострове в 1942 году. Мне ясна причина позорнейшего поражения. Полное недоверие командующим армиями и фронтом, самодурство и дикий произвол Мехлиса, человека неграмотного в военном деле… Запретил рыть окопы, чтобы не подрывать наступательного духа солдат. Выдвинул тяжелую артиллерию и штабы армий на самую передовую и т. д. Три армии стояли на фронте 16 километров, дивизия занимала по фронту 600–700 метров. Нигде и никогда я не видел такой насыщенности войсками. И все это смешалось в кровавую кашу, было сброшено в море, погибло только потому, что фронтом командовал не полководец, а безумец…»

Вмешательство комиссаров в оперативные и тактические вопросы именно так и заканчивалось, причем, как правило, без исключений и вариантов. Лев Мехлис печально знаменит своим самодурством в войсках лишь потому, что масштабы кровавых последствий его вмешательства в военное искусство попросту не знали равных и скрыть их даже в те времена было попросту невозможно. А сколько разного рода мехлисов состояло при командующих армиями, командирах корпусов, дивизий и полков? Сколько солдатской крови стоило их вмешательство в ход боевых действий?

Постоянно действующий

Как свидетельствует военная история, полководец при необходимости мог собрать военный совет, на котором, начиная с самых младших офицеров, выслушивал мнение подчиненных о принятых им решениях. Однако военный совет мог быть продуктивен только в одном случае – если командующий или полководец приходил на него уже с готовым решением. Мнение военного вождя зачастую могло и не совпадать с мнением большинства офицеров и генералов, приглашенных на совет, поскольку правил в стратегии не существует и наставления по оперативному искусству и тактике, как известно, пишутся вовсе не для гениев. В частности, на знаменитом военном совете в Филях в 1812 году единственно верное с точки зрения стратегии решение Михаила Кутузова оставить Москву было принято им единолично и при значительном сопротивлении ближайших сподвижников (кстати, император Александр I о принятом решении узнал значительно позже).