Жюль Верн - Геннадий Прашкевич

Но Жюль переходил на исторические романы, и Онорина испытывала разочарование.

Зачем ей романы, тем более исторические? Они длинные и скучные. Зачем ей знать, о чем пишет некий господин Бальзак? Наверное, о страшном. Или этот Лоренс Стерн. «Сентиментальное путешествие». Разве путешествия бывают сентиментальными? Онорина предпочла бы услышать что-нибудь остренькое, пикантное. Что ей до книг, в которых главным, видите ли (по словам Жюля), является достоверный пейзаж. Онорина считала (и не без оснований), что достовернее всего на свете не какой-то там дурацкий пейзаж или сантименты какого-то путешествия, а истинная, непридуманная любовь мужчины — к женщине и все такое прочее. Звезд и рыб — миллионы, насекомых еще больше. Какой смысл знать по имени каждое живое существо? Хоть 100 лет живи, всех даже не перечислишь. Пусть себе птицы летают, жабы прыгают, рыбы ныряют. Какая разница, как их обозвали двуногие ученые чудаки?

— Смотри, Жюль, какая собачка!

В апреле 1859 года Франция и Сардинское королевство, заключив специальное соглашение, выступили против Австрии. Все лето биржу лихорадочно трясло. Работы было так много, что Жюлю пришлось даже изменить распорядок; бывало, он и ночь проводил в биржевой конторе.

Но все же выдавалось и свободное время.

«Мы только что вернулись из сельской местности Эссон, — писал Жюль отцу. — Онорина, я, Валентина, Сюзанна, Иньяр, Делиу и Леруа, мы всей компанией провели три дня у Огюста. Было весело, несмотря на сорокаградусную жару. А через недельку мне представится возможность побывать у вас в Нанте, правда, уже одному, без Онорины и детей. Альфред Иньяр (агент пароходной компании в Сен-Назере) предлагает мне и своему брату Аристиду бесплатную поездку в Шотландию и обратно. Представляешь? Дел много, но я, конечно, не премину воспользоваться такой возможностью…»

Аристид Иньяр и Жюль Верн действительно отправились в путешествие.

Первым портом захода парохода «Принц Уэльский» оказался Лондон. Пока Иньяр с энтузиазмом великого композитора копался в партитурах Лондонского музыкального общества (он в то время писал оперу «Гамлет»), Жюль съездил на верфи Депфорта, где заканчивалось строительство гигантского по тем временам трансатлантического парохода «Грейт Истерн».

— Вот будущее! — восхищался он.

И было чем восхищаться! 210 метров в длину, 25 метров в ширину. Водоизмещение 32 тысячи тонн. Пять дымовых труб, шесть мачт. Гребные колеса диаметром чуть ли не в 18 метров приводились в движение двумя паровыми машинами по 500 лошадиных сил, а гребной винт с размахом около семи метров — машиной в 1600 лошадиных сил. Вдобавок еще и паруса общей площадью в 5400 квадратных метров. Экипаж из пятисот человек. Каюты на пять тысяч пассажиров. Настоящий город! Всё в этом пароходе поражало. Ему даже не требовалась дозаправка по пути через океан — места для угля в трюмах хватало…

Из Лондона друзья проследовали в Ливерпуль.

Из Ливерпуля на Гебриды, а с островов — в Эдинбург.

В Шотландии Жюль смело спускался в угольные шахты, что впоследствии помогло ему в написании романа «Черная Индия». Он любил Шотландию — сказывалась материнская кровь. Всё в Шотландии его восхищало. Он посетил замок Холируд, постоял у памятника обожаемому им Вальтеру Скотту.

«У ног расстилалась удивительная панорама Эдинбурга, — писал он позже в «Черной Индии». — Чистенькие прямые кварталы нового города, нагромождение домов и причудливая сетка улиц Старой коптильни. Над всем этим господствовали две высоты: замок, прилепившийся к базальтовой скале, и Колтон-Хилл с руинами памятника на округлом хребте. От столицы лучами расходились прекрасные, обсаженные деревьями дороги. На севере Фортский залив, подобно морскому рукаву, глубоко врезался в берег, открывая Лейсский порт. Выше, на третьем плане, развертывалось живописное побережье Файфского графства, а дальше — прекрасные песчаные пляжи Нью-Хейвена и Портобелло, где песок окрашивал в желтый цвет первые волны прилива. Даль оживляли рыбачьи лодки и два-три парохода, поднимавших к небу султаны черного дыма…»

А ведь совсем недавно он писал глупенькие водевили.

Вернувшись в Париж, Жюль узнал о подписанном в Виллафранке перемирии между императорами Наполеоном III и Францем Иосифом.

«Вот и долгожданный мир, — написал он отцу. — Стоило ли тратить пятьсот миллионов франков, чтобы прийти к такому результату?»

Отвечая на деловые вопросы отца, он не забывал напоминать: «Я глубоко верю, что рано или поздно достигну литературного успеха. Правда, меня страшит то, что в свои тридцать два года я все еще не занял прочного места в литературе…»

Но он работал.

Вставал в пять часов утра.

Это раздражало Онорину, у них возникали конфликты.

Как бы в утешение за домашние ссоры летом 1859 года судьба поднесла Жюлю Верну прекрасный и тревожный подарок. В одном из художественных салонов, а может, на выставке или театральном вечере (сейчас можно только гадать), он познакомился с некоей Эстель Энен. Биографы Жюля Верна обратили внимание на дату, подчеркнутую в романе «Замок в Карпатах» самим автором — 29 мая того года. Возможно, именно в мае, именно 29-го числа они встретились. В любом случае встреча произошла задолго до августа, потому что 30 августа упомянутая молодая дама («белокурая красавица») вышла замуж за нотариуса Шарля Дюшена…

Многие десятилетия при жизни писателя и после его смерти об отношениях его с мадам Дюшен ходили только неясные слухи, что, видимо, всех устраивало. Когда Жюля Верна не стало, родственники его категорически отказывались публиковать что-либо, известное об этих отношениях. В замечательной (хотя и не всегда искренней) книге внука писателя Жана Жюль-Верна[16] об отношениях мадам Дюшен и Жюля Верна сказано было весьма туманно: