Игра с неверным мужем - Наталья Александрова

Желтый свет луны заливал палату, как кислое молоко. От этого света спящие соседи превратились в каких-то незнакомых людей, незнакомых и опасных. Петюня захотел выйти из палаты. Он сделал шаг к двери и вдруг увидел на спинке стула удивительный халат. Этот халат принесла его соседу та девушка, которая приходит к ним каждый день и приносит разные вкусные вещи. Раньше Петюня считал эту девушку доброй, но после того, как она принесла этот халат, обиделся на нее. Почему она принесла халат только тому бородатому старику?

Это неправильно, несправедливо!

У Петюни были свои представления о том, что такое правильно, свои представления о справедливости.

Самое правильное – это когда все вкусное, все хорошее давали ему. Потому что он – Петюня, он – самый хороший, самый правильный человек. Ему должны за это давать яблоки, конфеты, булочки с маком. Еще, конечно, пирожные.

Один раз он увидел красивое пирожное, которое ел ребенок, отобрал его и быстро запихнул в рот.

Было очень вкусно.

Правда, ребенок громко заплакал, и тут же к Петюне подскочил большой злой дядька и очень сильно его побил. Это было неправильно, несправедливо.

В конце концов, если нельзя, чтобы все давали только ему, Петюня не возражал, чтобы яблоки, конфеты и булочки давали всем. Пускай, Петюня не жадный.

Кроме яблок и конфет, Петюня любил красивую одежду. Особенно красивые полотенца, вышитые разноцветными нитками. Если ему доставалось такое полотенце, он оборачивал его вокруг головы и думал о том, какой он красивый.

А вот теперь еще этот халат…

Это был очень красивый халат, в нем Петюня стал бы просто красавцем, но противный жадный старик не позволял Петюне его надевать. Как будто ему жалко халата.

Петюня покосился на жадного старика.

В лунном свете тот был совсем не похож на себя. Это был совсем другой старик, с желтым осунувшимся лицом, и Петюня подумал, что этот старик, наверное, не такой жадный и позволит Петюне немножко поносить халат.

Он потянул халат на себя.

Старик пошевелился и громко всхрапнул.

Петюня замер, но старик не проснулся, он только выпростал левую руку из-под одеяла и задышал неровно, с присвистом. Тогда Петюня стащил халат со спинки стула и напялил его, неловко всунув руки в рукава. Потом он обвязал голову полотенцем и пошел к двери, думая, что теперь он очень красивый.

За дверью палаты было темно и пусто. Только далеко, в самом конце коридора, тускло горела лампа на столе дежурной сестры.

Туда Петюня не пойдет, потому что сердитые сестры всегда ругают его, что бы он ни делал. Они плохие, несправедливые. Петюня хороший, правильный, его нужно хвалить и угощать вкусным. Петюня повернул в другую сторону, к лестничной площадке.

Там, на этой площадке, жадный старик, чей халат был сейчас на Петюне, тайком от сестер курил. Петюня представил, как он сейчас постоит на этом самом месте, как будто он – не он, а тот самый старик.

Он сунул руку в карман халата и нащупал там смятую пачку сигарет.

Это хорошо! Он сможет постоять там, выпуская дым изо рта, совсем как тот старик, как другие люди.

Петюня считал, что он лучше всех других людей, умнее и справедливее – но в то же время ему хотелось быть похожим на них, хотелось не отличаться, быть как все. Эти два чувства плохо умещались в его груди, они теснились там, мешая друг другу, и от этого Петюня испытывал беспокойство.

Он тихонько толкнул дверь.

Дверь негромко скрипнула. Петюня замер, покосился на далекий дежурный свет. Но сестра не услышала скрип, и Петюня выскользнул на лестничную площадку.

Здесь было очень темно, гораздо темнее, чем в палате или в коридоре.

Петюня встал на том месте, где обычно стоял старик, достал из кармана пачку, вытащил из нее одну сигарету, прихватил ее губами.

Он почувствовал себя очень важным, значительным – в красивом халате, с сигаретой во рту… правда, сигарета у него не дымилась.

Тут он вспомнил, что дым из нее просто так не пойдет, что сигарету нужно зажечь. Но зажечь ее было нечем, в кармане халата не было ни спичек, ни зажигалки. Хитрый старик прятал их в каком-то другом месте. Наверное, он делал так, чтобы навредить Петюне.

Петюня огляделся по сторонам.

Другие люди, когда хотели закурить, просили огонька у других. Петюня представил, как солидно просит у кого-нибудь: «Огоньку не найдется?» Правда, попросить было некого…

И тут он заметил, что в углу площадки кто-то есть.

Его глаза привыкли к темноте, и Петюня заметил смутный человеческий силуэт.

– Э-э… – протянул он просительно и сделал шаг к незнакомцу.

Он хотел солидно произнести ту самую фразу, только вдруг забыл ее, и во рту у него оказалась густая каша косноязычия, которая в самый неподходящий момент мешала ему произнести свои умные и правильные слова.

– Э-э… – повторил он.

И тут черный человек сам двинулся ему навстречу, и в его руке что-то тускло блеснуло. Петюня подумал, что этот человек догадался, что ему нужен огонь, и несет ему зажигалку. Значит, это хороший, добрый человек… Петюнино сердце наполнилось благодарностью. Он приоткрыл рот и неуверенно проговорил:

– Ты-ы…

Он хотел сказать – ты хороший, добрый, но в голове его опять что-то замкнуло, и удалось только еще раз промычать:

– Ты-ы…

– Чего? – выдохнуло из темноты, и черный человек сделал еще один шаг навстречу, рука его с тускло блестящим предметом взлетела и тотчас опустилась на бедную Петюнину голову. Петюня хрипло охнул и покачнулся, чтобы упасть на каменные плиты, но черный человек подтолкнул его к лестнице, и Петюня, кувыркаясь, покатился вниз по ступеням.

Когда Петюня докатился до следующей площадки, он был уже мертв.

Утром в отделении начался переполох.

Сестры и врачи ходили озабоченные и расстроенные, завтрак принесли на полчаса позже обычного, да и каша оказалась пересоленной и холодной. Василий Макарович поймал в коридоре процедурную сестру Дарью Романовну и спросил ее, в чем дело.

– Да ничего такого, – ответила та, отводя глаза. – Не волнуйтесь, Василий Макарович, лечитесь. Вам для скорейшего выздоровления необходим полный покой и положительные эмоции. Хотите, я вам внеплановый сеанс электрофореза сделаю?

Дарья Романовна была женщина основательная, солидная. Рука у нее была твердая, больные никогда не жаловались на ее уколы. Василий Макарович уважал ее за обстоятельность, она же к нему испытывала симпатию. Как уже говорилось, Куликов вызывал доверие у дам среднего возраста и солидной комплекции. Он был вежливым, аккуратным и непьющим.

Нынешним утром Дарья Романовна не улыбнулась Василию Макаровичу, не остановилась поболтать. Он сразу угадал, что ей не до того.