Пляжная музыка - Пэт Конрой

Я брел за ней по пронизывающе холодной ночи — к шуму, к толпам людей, к началу Великого поста. Я попробовал было заговорить с ней на итальянском, который изучал по методу Берлица[41], умолял ее назвать свое имя, объяснял, что хочу снова ее увидеть, пригласить на ужин.

Но она встретила мои слова смехом, и смех этот говорил о том, что она знала: именно ее тайна и ее молчание придали тот эротический накал нашей встрече.

Мы перешли через мост, и она неожиданно выпустила мою руку, когда я спросил, родилась ли она в Венеции. Я хотел было окликнуть ее, но сообразил, что не знаю ее имени. Сняв шарф, обнаружил, что стою на пересечении четырех венецианских переулков. Я прислушался, надеясь, что обнаружу ее по быстро удаляющимся шагам, однако ее уход был беззвучным. Я покрутился на месте, но увидел лишь идущие мне навстречу по мосту фигуры людей в масках, с бутылками или свечами и фонариками в руках. Повсюду слышались голоса, но мне хотелось только ее молчания.

Я попытался отыскать путь назад, но это была Венеция, и женщина подарила мне столько времени, сколько хотела дать.

Прежде чем уехать, я бродил по городу, особенно по мрачному району возле церкви Джезуити, где подобрала меня моя тайная любовница. Мне хотелось поблагодарить ее и произнести вслух ее имя. Я не занимался любовью со дня смерти Шайлы. Тело мое оставалось закрытым вплоть до той снежной венецианской ночи, до той женщины в маске, женщины, которая знала тайну безымянности, женщины, которая не произнесла ни единого слова.

И уже гораздо позже, когда прошло достаточно много времени, я вдруг решил, что это могла быть Шайла, моя безвременно ушедшая жена, которая хотела сказать, что мне пора жить дальше и забыть о ней. Ведь Шайла обожала игры в переодевание и «веришь — не веришь».

Когда мы с Ледар приплыли к «Гритти паласу», я дал Джино купюру в пятьдесят тысяч лир. Джино поцеловал руку Ледар и пригласил ее на бесплатную прогулку по небольшим каналам. А потом мы пошли переодеваться к ужину.

Тем же вечером мы вошли в таверну «Ла Фениче», Майк уже сидел за столом.

— Присаживайтесь. Ледар, выглядишь великолепно. Тебя вполне могут арестовать в этом платье, — сказал Майк. — Хороший ресторан, Джек. А что, никакой пиццы на всех для трех мушкетеров?

— Это мое любимое место, — объяснил я. — Думаю, что и вам оно должно понравиться.

Когда к нашему столику подошел официант, я как раз объяснял меню.

— Паста тут просто потрясающая. Bigoli con granzeola[42]готовят с крабовым соусом. Крабы здесь не похожи на наших голубых крабов, но очень вкусные. Хороши все блюда из телятины. Если любите печень, Венеция — это то самое место.

— Скажи парню, что я хочу гамбургер и зеленый салат с рокфором, — заявил Майк.

— Гамбургеров у них не бывает. И соус с сыром рокфор в Италии не подают.

— Нет гамбургеров? Это же ресторан! В долбаном «Фор сизонс» в Нью-Йорке и то подают гамбургеры.

— Я положилась бы на Джека, — вмешалась Ледар. — Это его территория.

— И в отсутствие рокфора не могу поверить, — не унимался Майк. — Где делают сыр рокфор? Можешь ответить?

— Во Франции, — сказала Ледар.

— Правильно, во Франции. Еще одна гребаная страна. До нее отсюда меньше трехсот миль. Я не ем салат без рокфора.

— А сегодня придется, — отрезал я.

— Италия так и осталась страной третьего мира, старик. Похоже, они поняли, в чем тут дело, и навсегда прописались в двадцатом веке. Закажи мне тогда овощи и телятину. Как они называют эту тощую телятину? На букву «эс» начинается?

— Скалопини.

— Джек, закажи за меня, — попросила Ледар.

— Умница, — улыбнулся я и принялся заказывать для нас настоящий венецианский обед.

Начал с карпаччо[43], за ним последовало ризотто со свежей зеленой спаржей. Закончили мы ножкой ягненка с баклажаном и шпинатом. Объевшись, отказались от десерта и остановились на эспрессо и граппе.

Майку подали салат, но он к нему даже не притронулся, узнав, что его заправили оливковым маслом. Тогда я попросил принести нам из кухни некоторые ингредиенты. Когда они прибыли, официант смешал в миске йогурт и майонез, добавил соусы — вустерширский и табаско, — а потом еще и кусочек горгондзолы[44]. Официант, не в силах скрыть свое презрение, перемешал заново нарезанный салат с только что приготовленным соусом.

— Великолепно! — воскликнул довольный Майк, отправив в рот ложку салата. — Я же говорил, что они где-то припрятали рокфор.

Только спустя несколько минут Майк снова заговорил о том, ради чего он, собственно, и прибыл в Венецию.

— Давайте обсудим проект. Что скажете? Самые значительные перемены на Юге после Второй мировой войны?

На секунду задумавшись, Ледар ответила:

— Изобретение быстрорастворимой овсянки. Нет, не так. То, что в любом захудалом южном городишке можно купить тако[45].

— Тебе бы все шутки шутить, — нахмурился Майк. — Ну, давай ты, Джек!

— Я не собираюсь принимать участие в твоем проекте, и мне наплевать на самые значительные или самые незначительные перемены на Юге.

— Джек, это большие деньги. Больше, чем ты когда-либо зарабатывал. Я проверял. Считай, что я делаю тебе личное одолжение. Мне пришлось кое с кем переговорить, чтобы тебя утвердили. У Ледар есть хоть какая-то известность. А твоя имитация Джулии Чайлд[46]ни хрена нам не принесет.

— Майк, на меня не рассчитывай.

— Может, поработаешь как консультант?

— Нет.

— Почему?

— Потому что ты захочешь, чтобы мы написали о Шайле, а я не собираюсь это делать.

— Нам не понадобится говорить, что она прыгнула с моста. Или как-то завуалируем это.

— Повторяю для непонятливых: на меня не рассчитывай. Ты ведь хочешь, чтобы мы написали еще о Джордане и о шестидесятых.