Глядящие из темноты - Максим Голицын

Наваждение…

— Ладно, — выдавил он сквозь зубы, — попробуем. Он боялся, что потолок штрека окажется еще ниже, чем тут, в штольне, и им придется пробираться чуть не ползком, и заранее пригнулся еще сильнее, но в темном коридоре было неожиданно просторно: он даже смог выпрямиться почти в полный рост. На полу в свете фонаря блестели лужицы воды, вода стекала со стен, оставляя на них ржавые подтеки, и он с ужасом понял, что по обе стороны штрека были еще коридоры — темные норы, ведущие неизвестно куда… вся гора была изрыта норами, точно гигантский муравейник. Звуки здесь разносились неожиданно далеко, отражаясь от стен, — плеск воды, шорох их собственной одежды, треск фитиля в лампе…

— Куда теперь? — спросил он.

— Н… не знаю, — она еле сумела выговорить, так у нее стучали зубы.

«Черт, — подумал он, — она же до смерти напугана. Вот еще напасть на мою голову!» Он с удивлением обнаружил, что никак не может сообразить, сколько времени прошло с тех пор, как они забрались в шахту, — это он-то, всегда умевший определять время с точностью до нескольких минут!

— Погоди, — сказал он, — мне надо передохнуть. Он поставил лампу на пол, сел, привалившись к сырой стене, и попробовал вдохнуть полной грудью. Вероятно, сейчас уже поздний вечер, быть может, ночь… Берг один в палатке. Он отстегнул поясную сумку и извлек передатчик, даже не давая себе труда скрываться.

Она молча наблюдала за ним, в затравленном взгляде мелькнула тень любопытства.

— Что это?

— Устройство, позволяющее переговариваться на расстоянии, — неохотно пояснил он. — Хочу попробовать связаться со своим другом.

— А… где ваш друг?

— Сейчас, наверное, на пути в Солер.

— Вы хотите сказать, сударь, что он услышит вас… так далеко?..

— Надеюсь…

— Вы — могучий чародей, да? — шепотом спросила она.

— Нет, что ты… Я — нет.

И, немного поразмыслив, добавил:

— Но меня этим устройством… механизмом… снабдили могущественные чародеи. Там, в Терре.

«Сигнал может не пройти через толщу, — подумал он. —Ладно, попробуем…» Он набрал код — это далось ему с трудом, пальцы почему-то дрожали, но и верно — вместо того, чтобы выдать тихий писк знакомых ответных позывных, чертов прибор молчал. Он слышал, как с потолка падают в лужу капли воды — и… и все.

— Он молчит! — показалось ему или действительно в ее голосе проскользнули нотки торжества?

— Должно быть, скалы и впрямь экранируют сигнал, — пробормотал он, скорее себе, чем ей. — Выберемся на поверхность, попробую связаться еще раз.

Тем не менее ему было не по себе: теоретически такое возможно, но практически… передатчик был мощным.

Он убрал крохотное устройство обратно в сумку.

— Ладно, — сказал он вслух, — потом поговорю. Зачем ему, собственно, нужен Берг? Сообщить ему, что он, Леон Калганов, застрял невесть в какой дыре — так Бергу это и так известно.

Он вдруг поймал себя на том, что перестал верить девушке. Может, Айльф прав — действительно ли она забралась сюда с детьми? Действительно ли потеряла их? Да, она так говорила, но что произошло на самом деле? Хотя нет, маркграф тоже рассказывал…

Он уже собрался вставать, когда его рука наткнулась на что-то в груде щебня у стены. Он осторожно потянул предмет в круг света — это был детский башмачок… неуклюже сшитый, как все у них… маленький.

— Это… — он обернулся к Сорейль, — кто-то из твоих потерял?

Она тихонько погладила башмачок пальцами и кивнула. Глаза ее наполнились слезами, но она не плакала — просто смотрела на него.

Потом шепотом произнесла:

— Нужно уходить, сударь. Зря я так. Уже ничего не поможет… Они совсем ушли.

— Почему? — устало сказал он. — Наоборот. Ведь они где-то здесь. Пойдем.

Он взял ее за руку, пальцы у нее были холодные.

— Попробуем пройти чуть дальше. Может, там… Он набрал полную грудь воздуха и крикнул:

— Эй!!!

— Эй, — невыразительно откликнулось эхо.

— Я же говорила вам, сударь, — безнадежно произнесла Сорейль, — не нужно было кричать. Ни к чему это.

— Ну, знаешь… — он совсем ее не понимал, не мог понять.

И тут он услышал музыку.

В ней не было ничего человеческого — странные, непривычные слуху созвучия, но все-таки это была именно музыка, холодная, чистая; точно кристаллы кварца, друзы молочного шпата, в которых каждая грань начинает жить самостоятельной жизнью, если на нее направить пучок света.

— Слышишь? — спросил он.

Она подняла голову, закусив губу и напряженно прислушиваясь.

Потом, в свою очередь, спросила: — Что?

— Эти… эти звуки?

— Вода капает, — неуверенно предположила девушка.

Она стояла, прижимая к груди детский башмачок.

— И все? —Да.

Глядела на него прозрачными глазами, в которых играл отблеск фонаря — две ярко-красные точки. Леон не удивился. Почему-то ожидал чего-то в этом роде.

Он потянул девушку за руку туда, где чужой, медлительный, холодный голос — не понять, инструмент или существо, — вел сложную, как математическое уравнение, мелодию — так могла петь сама гора, будь она одушевлена.

Он пошел на зов, и музыка становилась громче. Штрек оборвался внезапно: они оказались в пещере, размеры которой он ощущал даже в темноте. Он поднял фонарь: своды, с которых правильными рядами, точно органные трубы, свешивались сталактиты, уходили вверх, теряясь во тьме, на полу стояла вода — в черном озере, отражаясь от многочисленных каменных граней, играл свет фонаря; странные фигуры стояли там — по колено в воде, по пояс, и ему потребовалось какое-то время, чтобы сообразить, что это всего-навсего наплывы под сталактитами — столбы, каменные грибы и кургузые деревья. Фигуры с крыльями, с лицами, белые, в белых балахонах — слишком совершенные, чтобы состоять из плоти и крови, слишком человечные, чтобы быть просто игрой природы.

Музыка носилась по залу, взлетала вверх к каменным трубам, плескалась в озере. Потом оборвалась — так же внезапно, как и началась.

Вода капала со сталактитов, разбегалась четкими кругами по озеру, блики играли на лицах нерукотворных скульптур, и оттого казалось, что они гримасничают. Сорейль у него за спиной пронзительно завизжала.

В этом странно гармоничном мире ее визг был таким нестерпимым, что он чуть не ударил ее.

— Ты что?

Она судорожно зажала себе рот обеими руками, потом, овладев собой, с трудом произнесла:

— Скорей! Сударь, нужно бежать отсюда. Это же… Она вновь заткнула себе рот, трясясь от страха.

Он лишь сейчас почувствовал, до чего ему холодно; раньше он этого не замечал. Сырой, могильный, липкий холод заполз за шиворот и сейчас развлекался, трогая его беглыми пальцами. Глаза у девушки стали совсем безумными, свет фонаря дергался и плясал в них: точь-в-точь как в черной воде подземного озера. Она схватила его за полу куртки и отчаянно потянула назад — он оступился и чуть не уронил фонарь.