Император Крисп - Гарри Тертлдав

— Ни в коей мере, почитаемый господин. Подобно общему видесскому языку, наша общая ортодоксальная вера склеивает империю в единое целое. И именно это, не считая всего прочего, делает фанасиотов столь смертельно опасными — они стремятся растворить клей, скрепляющий лояльность жителей Видесса. Но я никогда не позволю своему наследнику превратить себя в монаха, и особенно во времена, когда императоры вынуждены заниматься делами совершенно немонашескими.

— Тогда запретите ему встречаться со священником, — предложил Заид.

— Да как я могу? — возразил Крисп. — Фостий уже мужчина по возрасту и по духу, хотя и не совсем такой, каким бы я хотел его видеть. Он не станет мне подчиняться, и это его право. Среди всего прочего я твердо усвоил, что коли хочешь остаться Автократором, то не следует начинать войну, если не надеешься ее выиграть.

— У вас три сына, ваше величество, — сказал Барсим. Вестиарий был вкрадчив даже по видесским стандартам, но в своих заблуждениях мог проявить упрямство, достойное неотесанного, прямолинейного и дубоголового варвара.

— Да, у меня три сына. — Крисп приподнял бровь. — Катаколон, несомненно, охотно отправится со мной в поход, лишь бы пошустрить на халяву среди обозниц, но много ли от него будет толку на поле боя — совсем другой вопрос. А Эврип… Эврип загадка даже для меня. Он не желает походить на своего брата, но завидует его старшинству.

— Если вы прикажете ему сопровождать армию, — задумчиво проговорил Заид, и присвоите ему ранг спафария, предоставив место рядом с собой, то это может заставить Фостия — как бы это лучше сказать? — задуматься, что ли.

— Вернее, встревожиться. — Крисп улыбнулся. В имперской иерархии титул спафария был одним из самых общих; в буквальном смысле он означал «оруженосец», но суть его точнее всего передавало слово «адъютант». А спафарий самого императора, пусть даже не его сын, был весьма заметной фигурой. Улыбка Криспа стала еще шире:

— Заид, пожалуй, я направлю тебя, а не Яковизия с нашим следующим посольством к Царю царей. У тебя инстинкт прирожденного интригана.

— Нисколько не возражаю, ваше величество — если вы считаете, что я сумею услужить вам надлежащим образом, — ответил волшебник. — В Машизе живут многие мудрые чародеи, а их школа магии отличается от нашей. Я уверен, что многое узнаю после такого путешествия. — Судя по интонациям, Заид был готов отправиться в путь немедленно.

— Что ж, когда-нибудь я, возможно, и пошлю тебя, — пообещал Крисп. — Но не торопись собираться в дорогу: в нынешней ситуации ты мне гораздо нужнее рядом.

— Конечно же, все будет так, как пожелает ваше величество, — пробормотал Заид.

— Будет ли? — усомнился Крисп. — В целом я не отрицаю, что моя воля чаще исполнялась, чем нет. Но у меня предчувствие, что, если я начну принимать успех как должное, он сбежит от меня навсегда.

— Возможно, это предчувствие и есть причина того, что вы так долго держитесь на троне, ваше величество, — заметил Барсим. — Автократор, воспринимающий все как должное, очень быстро обнаруживает, что трон из-под него ускользает. Я сам видел, как это произошло с Анфимом.

Крисп взглянул на евнуха с некоторым удивлением: Барсим редко напоминал ему, что служил и его предшественнику. Император задумался о намеке, скрытом в словах вестиария, привыкшего говорит иносказательно, и через некоторое время ответил:

— Пример Анфима научил меня тому, каким не должен быть Автократор.

— Значит, вы правильно усвоили этот урок, — одобрительно проговорил Барсим. — В этом смысле его карьера стала классическим примером, подобный которому будет весьма трудно отыскать.

— Воистину, — сухо подтвердил Крисп. Если бы Анфим уделял правлению хотя бы долю той энергии, которую растрачивал на вино, дорогих шлюх и пирушки, то Крисп, возможно, никогда бы и не попытался выступить против него — а если бы и попытался, то, скорее всего, потерпел бы неудачу. Но теперь над этим пусть размышляют историки. — Почтенный господин, составьте мне черновик приказа о назначении Эврипа моим спафарием на время предстоящей кампании против фанасиотов.

— И такой же о Фостии, ваше величество? — уточнил вестиарий.

— О да. Напишите и на него приказ. Но не отдавайте ему, пока он не узнает, что на должность вестиария назначен его брат. Ведь смысл всей этой идеи в том, чтобы заставить его повариться в собственном соку, верно?

— Как прикажете, — ответил Барсим. — Оба документа будут готовы для подписи завтра днем.

— Превосходно. Полагаюсь на ваше благоразумие, Барсим. Я и не знал, что доверие может быть неверно истолковано.

Если бы подобная ситуация сложилась в те времена, когда Крисп был еще новичком на троне, он наверняка добавил бы, что не советует неверно истолковывать его доверие. Ныне же он предоставил Барсиму самому мысленно произнести эти слова, не сомневаясь, что вестиарий так и сделает. Год за годом, шаг за шагом, он и сам понемногу набирался придворной изворотливости.

* * *

Фостий низко склонился перед Дигеном и, слегка сглотнув, сказал:

— Святой отец, я сожалею, что не смогу некоторое время черпать из источника вашей мудрости. Вскоре я отправляюсь вместе с отцом и его армией против фанасиотов.

— Если тебе по душе иное, юноша, то можешь остаться и учиться дальше, несмотря на желания твоего отца. — Диген всмотрелся в лицо Фостия и молча пожал худыми плечами. — Но я вижу, что мир и его соблазны все еще влекут тебя. Поступай, как считаешь нужным, и да будет на все воля владыки благого и мудрого.

Фостий смирился с тем, что священник назвал его просто «юноша», хотя ныне Диген, конечно, уже знал, кто он такой. Он хотел было приказать Дигену обращаться к нему «ваше величество» или «младшее величество», но вспомнил, что одной из причин, побуждавшей его снова и снова приходить к священнику, было желание избавиться от заразы корыстного материализма и научиться смирению. А смирение плохо сочеталось с титулами.

Но даже стремясь к смирению, он принимал его лишь до определенного предела, и, стремясь оправдаться, честно сказал:

— Святой отец, если я позволю Эврипу стать спафарием отца, это может дать отцу повод назначить наследником брата, а не меня.

— И что с того? — спросил Диген. — Неужели империя развалится из-за этого на куски? Неужели твой брат настолько злобен и развращен, что ввергнет страну в хаос ради удовлетворения собственного тщеславия? Быть может, лучше будет, если он именно так и поступит, тогда у следующих поколений станет меньше материальных благ, привязывающих их к земной жизни.

— Эврип вовсе не злой, — возразил Фостий. — Дело лишь в том…

— Что ты свыкся с мыслью о том, что когда-нибудь усядешься на трон, — прервал его священник. — И не только свыкся, юноша, но и ослеплен ею. Я прав?

— Да, но лишь отчасти, — ответил Фостий. Диген промолчал, но его бровь красноречиво приподнялась. Смутившись, Фостий принялся торопливо оправдываться: