Розамунда, любовница короля - Бертрис Смолл
Шрифт:
Интервал:
Ей казалось, что дни летят с почти угрожающей скоростью. Розамунда наслаждалась каждой своей минутой во Фрайарсгейте. Ей по-прежнему не хотелось уезжать. Если бы только Хью посоветовался с ней! Но Оуэн прав: если она останется, дядя обязательно найдет способ наложить лапу на нее и на поместье. Только ценой отъезда она может сохранить Фрайарсгейт.
Девушка немного боялась, хотя старалась ничем не выказывать своих чувств. Tracez votre chemin. Она найдет свой путь.
Мейбл никак не могла решить, что взять с собой, и под конец засунула все, что могла, в маленький сундучок, набив его до отказа. Сэр Оуэн посоветовал Эдмунду хранить какую-то сумму золотом у лондонского менялы, чтобы у Розамунды всегда были свои деньги. Он направит Мейбл к честному порядочному торговцу тканями, а для этого нужны деньги. С собой лучше не брать много, чтобы не ограбили в пути. Деньги следует отвезти в Карлайл, а оттуда переправить в Лондон.
Маршрут был тщательно продуман. Сэр Оуэн выслал гонца, чтобы предупредить все попадавшиеся по пути монастыри. Поездка займет две недели или больше, в зависимости от погоды. Сэр Оуэн привык к путешествиям на большие расстояния, но его подопечная впервые покидает дом.
До сих пор она оставляла поместье всего два раза в компании мужа и дяди, чтобы купить или продать скот и лошадей. Она никогда не видела настоящего города.
Свои последние дни на родной земле она провела, навещая арендаторов, прощаясь с ними и напоминая о том, что в ее отсутствие вся власть принадлежит Эдмунду. Именно он будет править от имени Розамунды Болтон, а они должны ему беспрекословно повиноваться. Некоторые обитатели Фрайарсгейта дарили девушке собственноручно сделанные безделушки: гребень из яблоневого дерева, украшенный двумя голубками среди цветов яблони, кожаный футлярчик для иголок, выстланный красным фрайарсгейтским фетром. Женщина, выигравшая на празднике синюю ленту, вышила ее обрывком золотой нити, добытой бог знает где, и отдала хозяйке со словами:
— Она прекрасна, моя маленькая госпожа, но куда больше подходит вам, чем жене пастуха. Смотрите, я расшила ее звездами, чтобы вы помнили ночное небо над Фрайарсгейтом, когда станете жить среди богатых и знатных. Вы вернетесь к нам, миледи?
Ее обветренное лицо светилось искренним беспокойством.
— Как только мне позволят, Энни, клянусь! — выпалила Розамунда. — Хорошо бы вообще никуда не ехать, но, боюсь, дядя вновь попытается получить надо мной опекунство. Так я по крайней мере буду в безопасности.
Энни кивнула.
— Похоже, у богатых немало своих бед, — заметила она.
Розамунда рассмеялась.
— И не говори, — согласилась она. — В этой жизни ничто не достается просто.
Назавтра во Фрайарсгейт неожиданно явился дядя Ричард и привез с собой из аббатства молодого священника, отца Мату. Последний с первого взгляда понравился Розамунде и Эдмунду. Среднего роста, довольно полный, с веселыми голубыми глазами, сверкавшими из-под клочковатых бровей, с детским лицом и розовыми щеками, он к тому же оказался ярко-рыжим, если судить по остаткам волос, окружавших тонзуру.
— Я благодарен, миледи, — с поклоном начал он, — за честь, которую вы мне оказали.
— Житье здесь не очень привольное, поскольку обязанностей у вас будет много. Но еда у нас обильная, крыша вашего дома не протекает, и дымоход прочищен.
— Я буду ежедневно служить мессу, — пообещал он, — праздновать дни всех святых, но сначала обвенчаю всех, кому это нужно, и окрещу детей.
— Непременно! — воскликнула Розамунда. — Мы все вам рады.
— А когда вы вернетесь, миледи? — осведомился священник.
— Когда мне позволят, — вздохнула Розамунда.
— Пойдем, — велел Эдмунд, видя, что племянница опять расстроилась. — Покажем доброму отцу его дом. Обедать станете в зале, вместе со мной, отец Мата. Я буду рад компании.
Он направился к каменному коттеджу рядом с церковкой.
* * *
Утро первого сентября выдалось облачным и ветреным, собирался дождь. Тем не менее сэр Оуэн настаивал, чтобы они не задерживались. Он знал, что чем дольше они тянут с отъездом, тем труднее Розамунде решиться: несмотря на все усилия, страхи явно ее одолевали. На рассвете отец Мата отслужил раннюю мессу. В зале уже был накрыт завтрак.
Корки свежеиспеченного хлеба, еще теплые, были наполнены овсянкой, но Розамунда не могла есть. Желудок судорожно сжимался.
— Нельзя отправляться в дорогу голодной, — твердо сказал ей сэр Оуэн. — Это лучшая еда, которую ты получишь за много дней. Странноприимные дома монастырей и церквей отнюдь не славятся едой или напитками. Ты будешь голодна весь день, если не поешь сейчас.
Розамунда послушно сунула ложку в пересохший рот.
Каша легла в ее животе горячим камнем. Она пригубила вина с водой, показавшегося ей кислятиной. Откусила сыра, слишком, на ее вкус, сухого и соленого. И наконец робко поднялась.
— Наверное, пора.
Слуги выстроились в ряд, чтобы пожелать ей счастливого пути. Она со слезами на глазах распрощалась с ними Женщины заплакали. Розамунда вышла во двор, но и там столпились люди. Девушка неожиданно повернулась.
— Я забыла погладить собак! — воскликнула она, бросившись назад.
Остальные терпеливо дожидались ее возвращения.
— Интересно, — пробормотала она, показываясь в дверях, — окотилась уже Пусскин или нет? Пойду в конюшню, посмотрю.
И она снова исчезла.
— Как только она снова появится, Эдмунд, усади ее на лошадь хотя бы силой, — раздраженно бросила Мейбл. — Моя задница уже болит от седла, а я еще и шага не проехала.
Эдмунд и Оуэн рассмеялись.
— Мейбл, ты уложила вышитую ленту Энни? — осведомилась прибежавшая Розамунда. — Я уверена, что видела ее на полу спальни. Вернусь-ка я, пожалуй, и посмотрю, так ли это.
Но Эдмунд поспешно схватил племянницу за руку, подвел к кобыле и посадил в седло.
— Все собрано, Розамунда, — строго заметил он, вручая поводья сэру Оуэну. — Поезжай с Богом, девочка. Мы все будем ждать твоего возвращения, которое настанет тем скорее, чем скорее ты отсюда уедешь.
Он хлопнул лошадь по крупу, и кобыла рванулась вперед.
— Я не хочу выслушивать сплетни, когда приеду назад, — прошептала Мейбл мужу. — Береги себя, старичок ты мой.
Носи фланелевые рубашки, которые я сшила тебе, иначе схватишь простуду зимой.
— А ты, женщина, не кокетничай с придворными красавцами. Помни, что ты моя дорогая жена, — парировал он с теплой улыбкой. — И хотя любишь командовать, я все равно стану скучать по тебе.
Мейбл только фыркнула на это и подстегнула лошадь.
Розамунда всего дважды уезжала из дома, и оба раза не дальше, чем на несколько миль. Муж и дядя брали ее на ярмарки. Она никогда не проводила ночь вдали от Фрайарсгейта и своей постели. Знал ли Хью, что делает, отдавая ее на попечение фактически незнакомого человека? В эту минуту она почти желала, чтобы дядя Генри настоял на своем и она по-прежнему оставалась дома. Почти.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!