Наследие Арконы - Владимир Егоров

… Шахматная партия подходила к концу. Сев проигрался в пух прах. Светлана торжествовала. Ратич посапывал во сне, будто ребенок. Златогор тихонько трогал струны, Игорь что-то мурлыкал себе под нос.

— Ба, да у тебя неплохо получается! — нарушил молчание Инегельд.

— Это я так, для себя! — застеснялся Игорь.

— Зря! Песня — она посильнее меча будет! Песня — Велесов дар с Иной стороны — неожиданно сказал старик.

— Изнанка! — воскликнуло Игорево сознание, но вслух парень лишь спросил… — Какого-такого меча!

— Не токмо меча, но и громовой палки, что в крае Иньском изобрели! — поддержал Инегельд Златогора.

— Ну, если вы не против — пожалуйста!

А ведь еще надысь Игорь расставлял по полочкам памяти знания, способные пригодиться в деле защиты острова.

Порох он отмел, не имея ни серы, ни селитры. Если первую еще можно было попробовать получить, обжигая железную или иную руду, богатую сульфидами, с последующей конденсацией газа… Обошелся бы и без нее, кабы сюда пироксилин или хотя бы бертолетову соль… Но куда деться химику без азотной кислоты? К тому же для химических изысканий не хватало времени, а остров был самый настоящий, совсем не Жюль Верновский…

Бетон и цемент пригодились бы при строительстве укреплений, но никто не будет слушать молодого. Когда, оказавшись в крепости, он посоветовал усовершенствовать метательные машины — ему рассмеялись в лицо…

Выдуманная в двадцатом веке Радогора, как оказалось, уступала известным здесь системам борьбы. Всеслав, посмотрев на Ингвара после возвращения с материка, удивился и спросил — в порядке ли парень. Настолько странно, не по-ученому вел он себя на тренировке. Тогда Ингвар-Игорь и отпросился у Учителя под предлогом, что ему надо прийти в себя, восстановиться в одиночестве, отдохнуть. Всеслав решил, что поразительные изменения в технике ученика — результат крепкого вражеского удара по Ингваровой голове, но советовать ничего не стал.

Чем же он Игорь Власов — Ингвар, сын Святобора, может помочь он своему народу? Неужели, кроме волшебного клинка, нечего нет!?

Конечно! Есть!

И у всякого оружия есть своя Изнанка

Мелодии и стихи! В словах скальдов Игорь обнаружил ответ на мучивший его вот уже несколько дней вопрос.

Выполнив необходимые замены в тексте песен, он запел «Дороги», лихорадочно соображая, насколько удачно он превратил русский в словенский середины двенадцатого века:

«…Вьется пыль под сапогами

степями

полями,

А кругом бушует пламя

Да стрелы свистят…»

Не найдя объяснения удивительным метаморфозам собственного сознания и языка, Игорь приготовился к суровой критике.

Скальды разинули рты и во все глаза уставились на руга. Вдохновленный их вниманием он выбрал «Вечер на рейде», благо, помнил песни военных лет с детства, да и какой настоящий русский не любит военных песен.

— Пошли, старик! Нам здесь больше нечего делать, — пошутил Инегельд.

— Еще! Еще! — попросили в один голос Светлана и Сев.

— Да, я не умею.

— У тебя, молодец, хороший слух. Тебе учиться надо! — убедительно произнес Златогор.

— Назвался груздем — полезай в кузов! — Всеволод был неумолим.

Игорь губами Ингвара исполнил на бис «Арию Варяжского гостя», затем «Балладу о Времени» и «…о ненависти» Высоцкого, но, точно не рассчитав силы своих легких, затянул «Нелюдимо наше море» Николая Языкова и, пустив козла, сконфузился.

— Это с непривычки… — утешил его побрательник, — Видать, надо почаще на материк ходить для развития талантов!

Инегельд быстро делал пометки на пергаменте:

— Ингвар, напой мне ту, что мурлыкал…

— Рад бы, да не могу, охрип!

— А ты через «не могу»?! Вдруг, пригодится!

Ночь пролетела незаметно. Выспаться Ингвару так и не удалось. Сначала Игорь лежал с закрытыми глазами, размышляя о перспективах молодого человека, к услугам которого был опыт поэтов и музыкантов последующих восьмиста лет. Кабы не война — стал бы величайшим скальдом всех времен и народов. На поприще рыцарских вздохов и ахов под балконом сколотил бы себе неплохое состояние и вложил бы деньги в создание собственной лаборатории. Ведь, к услугам Игоря были не только искусства, но и наука со своей верной служанкой — техникой.

— Эх, и развернулся бы я! — подумал парень, блаженно зевая и укутываясь в плащ.

— Ингвар! Ты спишь? — раздался голос Сева, что первым стоял на часах.

— Сплю! — прошептал Игорь, вдвойне уверенный в своем ответе.

— Тут такое дело. Я, как брат беспокоюсь. У тебя с Владой серьезно, али нет?

— Совершенно серьезно! — молвил Ингвар, не оставляя «второму я» права на отступление.

Хотя Игорь и видел то девушку с момента возвращения на остров пару раз, Влада ему полюбилась. Может, от того, что он ее всегда любил под личиной Ингвара, или, действительно, понравилась с первого взгляда.

— Вот и хорошо… — замялся Сев. — … Даже соколу приходит времечко вить гнездо.

— Вообще, я всегда считал, что это делает соколица. А мужчина летает по делам!

— У птиц иначе. Но я не о том. Видишь, как складно твоя песнь выходит. Женщина — она каких любит?… Короче! Будь другом — сложи для меня что-нибудь, ну, не для меня, конечно, а для Нее…

— Ого! — Ингвар перевернулся лицом к Всеволоду. — Никак влюбился?

— Не умею я с ладой, понимаешь, красиво говорить…

— Ну, колись! Кто она?

— Да, Светлана! Кто же еще? — совсем тихо простонал Сев. — Хотя этот со шрамом Солиг кличет ее.

— Вот, это, как раз, и есть — с первого взгляда. Тебе какую песнь, грустную или веселую?

— Любую, но умную. Она шибко образованная — и мы не лыком шиты.

— Солиг — это и будет «солнечная», только по-северному… Слушай, Сев, а ты уверен, что женщина любит разумных? Всегда было наоборот.

— Не уверен, но попытаться не мешает. — пробормотал Сев. — Бывают же исключения! — добавил он, зевая.

— Изволь! Начнем с веселой! — ответил Игорь, припоминая слова разудалой песенки легкомысленного Герцога.

А сам еще подумал — не стоит надеяться на исключения, они только сильнее подтверждают общее правило. Но Сев уже не слышал… Игорь через плечо глянул на спящего побрательника, усмехнулся, подбросил веток в огонь и незаметно для себя стал тихо напевать сам. Только теперь он начал жалеть о том, что в своем время не выучился играть ни на одном музыкальном инструменте. Такие ночи у костра всегда и во все времена пролетают незаметно…

Берег плавно и быстро спускался к воде. Трава, его покрывавшая, неохотно уступала волнам, до последнего цепляясь за перемытый морем песок, и даже у самой кромки прибоя виднелись какие-то растения.