Обязана быть его - Алиса Ковалевская

Разведя пальцы внутри меня, он провернул их, и я, прикрыв глаза, тихонько всхлипнула. Резко в меня и снова медленно, по кругу, поглаживая. Большой палец его опустился на клитор.

Погладив, Демьян склонился к моему лицу и поцеловал. Вначале чуть прихватывая губы, почти не касаясь. Кончиком языка провёл по нижней, прикусил.

— Не все умеют ценить молодое вино, Дарина, — прохрипел мне в губы. Опять посмотрел в глаза и, убрав руку, отпустил меня.

Я пошатнулась. Поднеся ладонь к лицу, он с шумом втянул в себя мой запах и, не сводя с меня взгляда, коснулся пальцами своих губ. Слизал влагу и растёр остатки второй рукой.

— Молодое вино прекрасно, — сделал шаг ко мне и, взяв за руку, подвёл к постели.

Ничего не соображая, я наблюдала за тем, как он идёт к двери. В голове плыло, тело ныло неудовлетворённостью, между ног пульсировало. Джинсы мои валялись на полу вместе с трусиками, тут же — осенние сапоги.

Я горела. Возбуждённая, одурманенная, знала, что должна одеться и убраться отсюда, но не могла даже встать. Несколько секунд так и сидела, пытаясь справиться с дрожью. Нет!

— Нет, — твёрдо сказала самой себе и, не чувствуя ног, поднялась-таки с постели.

Поспешно надела бельё и натянула джинсы. Ругала себя на чём свет стоит за слабость, за неумение противостоять. Кем бы он ни считал себя, кем бы ни был, терпеть этого я не собиралась. И быть его послушной шлюхой тоже, пусть даже сама дала ему повод думать обо мне не лучшим образом.

Уйти отсюда и забыть. Застегнув пуговицу, я глянула на дверь и увидела оперевшегося плечом о косяк Демьяна. В руках он держал большой, наполненный больше чем наполовину бокал, выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

Сделав глоток, он вошёл в комнату и, поставив бокал на столик, вмиг оказался возле меня. Так стремительно, что я вдохнуть не успела. Вывернув руку, он толкнул меня лицом к стене. Я вскрикнула. Плечо ныло, запястье сдавливали его пальцы, щека прижималась к обоям.

— Я не шутил, Дарина, — заговорил он негромко, с затаённой угрозой и предупреждением. — Ты уйдёшь только тогда, когда я разрешу.

Расстегнув пуговицу джинсов, он сунул руку в разворот ширинки и грубо — между ног. Сжал клитор, и по телу моему опять побежало тепло, чувствовать которого я была не должна.

— Я хочу уйти! — не обращая внимания на то, что он держал меня, на боль в плече, попыталась оттолкнуть, ударить его локтём.

— Не хочешь, — погладил между половых губ. — Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, как течную суку, — сипло заговорил он прямо у меня над ухом, и от звука его голоса я задрожала. — Вот так, — вонзил меня пальцы, а потом ещё раз — глубоко, на всю длину, заставляя меня потихоньку заскулить то ли от боли, то ли от наслаждения. — Вот чего ты хочешь, — руку мою он больше не выворачивал. Просто припечатал ладонь к стене своей, прижался ко мне бёдрами. — Но ты даже себе в этом признаться боишься. — Пальцы в меня, ладонь его прошлась по моей руке и вернулась обратно. — Так ведь проще, да? Чувствовать себя жертвой? Только ответь, Дарина, тебе действительно это нравится? Быть жертвой? Не мне — себе ответь.

Он развернул меня к себе лицом и, глядя прямо в глаза, сдёрнул джинсы с бёдер. Прижимаясь спиной к стене, я шумно дышала, пытаясь прийти в себя и понимая, что если сделаю хоть шаг — рухну прямо на пол.

— Я не для этого пришла, — между ног было горячо, меня колотило. Прохлада, касающаяся груди, заставляла чувствовать ещё острее. Слова его, ещё не до конца осознанные, въелись в меня, но я понимала, что сейчас не могу думать об этом. Потом.

— Выпей, — он взял бокал и протянул мне. В свете лампы, отражавшемся от стекла, вино напоминало жидкий рубин.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пальцы коснулись руки Демьяна, когда я послушно взяла вино. Сделала глоток и почувствовала терпкий, приятный вкус. Лёгкое, освежающее…

Слабое опьянение пришло с первым же глотком. Уйти… Я должна уйти…

Снова развернув меня, Терентьев коснулся моей спины. Очертил лопатки и, мягко нажимая, размял плечи, шею. Руки сменили губы. Ладони легли на грудь, большие пальцы опять прошлись по соскам, подобно чему-то невесомому.

Зажав бокал ладонями, я опустила руки.

— Выпей до конца, — приказал Демьян. — До последней капли.

Я подчинилась. Положив ладонь поверх моей, он удерживал бокал до тех пор, пока языка моего не коснулась последняя капля, и только после этого, забрав, отставил в сторону. Провёл по бедру и толкнул меня к постели.

— Ты никуда не пойдёшь, — подтолкнул снова, и я, спотыкаясь, сделала пару шагов.

Упала на край и тут же развернулась, упёрлась в матрас ладонью, глядя, как он приближается ко мне мягкими, бесшумными шагами готовящегося к прыжку тигра. Сев рядом, он снова погладил моё бедро — уверенно, настойчиво. Остановившись на колене, сдавил чашечку.

— Я научу тебя ценить вино, — пальцы с нажимом по внутренней стороне бедра к плоти. Резко в меня.

— М-м-м… — застонала я, чувствуя, как едва ослабший комок нарастает, стягивается с ещё большей силой.

Толкнув меня на постель, Демьян сжал оба моих запястья и принялся быстро, резко трахать пальцами.

Совершенно потерявшаяся в этом безумии, я выгибалась и всхлипывала, а он снова и снова вгонял их в меня, держа взглядом. Мне хотелось закрыть глаза, но я не могла, потому что знала — не позволит.

Глаза его стали совсем чёрными, взглядом он держал меня, не отпускал ни на секунду. Лёжа перед ним абсолютно нагая, я выгибалась, изнемогая от напряжения, что с каждым мигом становилось всё сильнее. Бёдра, грудь, живот: всё ныло, тело требовало освобождения, которое познала я только с этим мужчиной.

— Демьян… — жалобно всхлипнула я, когда он, вогнав в меня пальцы, резко убрал их. Я чувствовала, что вот-вот дойду до разрядки, что стянутый клубок вот-вот размотается, а теперь…

Он отпустил мои руки. Сидя рядом, смотрел на меня, ничего не говоря, а я лежала, тяжело, шумно дыша, изнемогая от болезненного напряжения. Коснулась груди, опустила ладонь на лобок. Невыносимо…

— Нет, — он перехватил мою руку.

— Нет? — выдавила. — То есть… — Сглотнула, сдвинула бёдра. — Ты можешь говорить нет, а я…