Девушка с пробегом - Джина Шэй
Шрифт:
Интервал:
Бе-е-едненький.
Ну, к такому идиотизму его жизнь точно не готовила. Он тут меня пугает, наверное, ожидал, что я сейчас затрепещу, заору, в обморок шлепнусь или, может, коленом его двину в критически чувствительную мужскую точку, а я…
А я ржу как кобыла.
Черт, как не изысканно и не богемно так про себя говорить, но что поделать, если нет никакого изысканного названия для самки коня. Даже лошадь — не то.
О! Я ржу, как зебра. И изысканно, и экзотично.
— Малы-ы-ыш, — уже икая от смеха выдыхаю я. — Ты помнишь, что ты в гриме?
Да-да, в гриме адского клоуна Пеннивайза, мы же не стали это все смывать, мы же решили, что будет забавно, если Давида в таком виде тормознет какой-нибудь гаишник.
И можете себе представить, насколько эпично звучало это его заявление в сочетании с клоунским гримом и наручниками? Хотя-я, возможно, даже слегка канонично, но все равно не страшно, все равно смешно.
Я ведь тоже “тигрица” все еще, потому что ну смешно же. Я не в том возрасте, чтобы заморачиваться расписанной аквагримом физиономией.
Ну смотрел на меня косовато прошедший мимо нашей парочки сосед снизу Сергей Петрович — так это потому что я крайне неожиданно целовалась с неопознанным мужчиной у подъезда. А Сергей Петровичу далеко за пятьдесят, даже не исключено, что уже немного и шестьдесят с хвостиком, и он бывший завуч советской школы, и для него это ужасно вызывающее поведение. Секс же еще в советском союзе отменили.
Не знаю, как при этом у Сергея Петровича двое детей и трое внуков. Почкованием, наверное, размножаются. Или партия сказала: “Надо поднимать демографии!” — и Сергей Петрович взял и поднял?
— Эй. — Мой Аполлон задолбался ждать, пока я возьму себя в руки и перестану хихикать. Мой мальчик делает мне нежный кусь за ухо, заставляя чуть сосредоточиться.
— А кто будет орать и отбиваться от маньяка и похитителя? Я вообще-то рассчитывал.
Наверное, если бы он выглядел обломанным — я бы в нем разочаровалась. А он угорает вместе со мной. Надо же. Вот за это, так и быть, сейчас я его малышом называть не буду.
— Ой, милы-ы-ый, — насмешливо тяну я. — А ты думаешь, тут кто-то прибежит меня спасать?
— Ну-у-у, дворник вон там, — Давид дергает подбородком в сторону дальнего подъезда, где скребет тротуар наша дворничиха Клавдия Ивановна, — и у неё лопата. Тяжелая, вроде.
— Да брось, — смеюсь я. — Она ж тебе поможет меня в багажник запихнуть. А потом прослезится и помашет вслед платочком, порадовавшись за мою наладившуюся личную жизнь. Знаешь, сколько лет они с моей мамочкой меня хотят замуж выдать?
— Я им выдам, — мрачно бурчит мой дивный Аполлон, а потом оглядывается и тянет меня за цепочку наручников на запястьях, увлекает к своей машине. Все-таки не передумал.
— Господин похититель, — я говорю это настолько жалобно, что даже сама себе не верю, а Станиславский бы меня вообще сжег за такую паршивую актерскую игру, — разрешите маме позвонить? А то она волноваться будет.
— В машине позвонишь, так и быть, — милостиво соглашается Давид.
— А у тебя в багажнике сеть хорошо берет?
— У меня в багажнике банка краски, антикварный смеситель и три рулона обоев. Прости, богиня моя, но ради тебя они двигаться не будут. Придется тебе поехать в салоне. — На этих словах Давид распахивает дверцу машины.
— Это не по канонам, — я капризно оттопыриваю губу. — Что за похищение такое? Рот кляпом не заткнул, в багажник не засунул. Никуда не годится.
— Эй, ты вообще жертва, и выпендриваешься? — Давид задирает свою дивную бровку. По ощущениям, он очень жалеет, что кляпа у него нет. А сам дурак. Надо было нормально в секс-шопе закупаться.
— А то, — я энергично киваю головой. — Я на тебя жалобу напишу в Ассоциацию Защиты Прав Жертв Неправильных Похищений. Они тебя засудят.
Я, наверное, дура, да? Тут абсолютно левый, почти незнакомый мужик творит какую-то дичь, а я по-прежнему… зебра, и по-прежнему ржу.
Но просто я интуитивно ощущаю, это все не всереьз. Мой кудрявый прелестник развлекается и креативит, а мне это забавно. Иначе я бы уже на него рявкнула и свинтила куда-нибудь в закат, например, к той же дворничихе. Шутки шутками, а будь угроза серьезная — баба Клава на помощь бы пришла. Она у нас тетка боевая.
Давид тянет меня к себе, прихватив за собственный шарф, снова целует.
И каждый его поцелуй — новый вкус моего совершенства. Сейчас — хмельной и медовый, насыщенный, как деревенская медовуха. Ох, какой же вкусный мальчик. Не напьешься им.
Интересно, у него когда-нибудь вкусы кончатся?
— Ты что-то с чем-то, Надя, — шепчет мое совершенство, а потом все-таки кивает мне, чтобы я села в машину.
Взаимно, мой сладкий, это у нас с тобой взаимно.
О том, вестись ли мне на все это, я еще пару секунд размышляю. Я ж домой собиралась, у меня там портрет недописанный, и что я завтра — недосохшую картину повезу?
А у моего Аполлона такие зачарованные и голодные глаза…
Ладно, черт с ним, так и быть — подарю ему этот вечер. Все равно — последний день у нас с ним будет завтра, так ведь?
В машину я сажусь. По королевски величественно опускаюсь в кресло рядом с водителем и опускаю скованные наручниками запястья на коленочки.
Давид же закрывает за мной дверь, огибает машину и ныряет за руль.
Глаза блестящие, кудри живописно растрепанные…
Нет, это ветер на улице, это не я ему волосы так бесстыже взъерошила, совсем нет. Клянусь! Эй, почему вы мне не верите, а?
— А пристегиваться кто будет? — педантично интересуется моя дивная одержимость.
— Ты? — с ехидцей отвечаю я, а потом приподнимаю руки в наручниках с колен. — Господин похититель, имейте совесть, вы и так лишили меня права ехать в багажнике. И пристегиваться мне самой? Может, вы меня еще за руль посадите? Кто из нас кого похищает? Я вас? Так давайте расстегивайте мои кандалы и поменяемся местами.
— Да вот ещё, — Давид улыбается, а потом склоняется ко мне.
Да — чтобы пристегнуть меня ремнем безопасности, а еще чтобы попытаться меня ужалить очередным своим обжигающим поцелуем.
Попытаться — потому что я самым нахальным образом уворачиваясь от его губ. Потому что мой мальчик очень много о себе возомнил.
— Ох и нарываешься ты, Надя.
Опасно-то как мурлычет, ох-х. Была бы кошкой и свернулась в клубочек на его коленях, а лучше — прошлась бы когтями по его спине. Впрочем, это я еще могу и человеком проделать, благо в кои-то веки у меня ногти не под корень срезаны.
Расцарапать спину, бока, шею… Всего его, чтобы так и ходил после этого, вспоминая, с кем он связался.
— У тебя есть влажные салфетки, мой мальчик, или мы гаишников тоже гримом радовать будем?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!