Время огня - Вячеслав Шалыгин

Каспер почему-то верил. Может быть, потому, что мог наблюдать за малопонятной повседневной активностью «центровых» биомехов почти воочию, с помощью камер, установленных неподалеку от его резиденции на левом берегу реки, практически напротив центра, в еще одном относительно уцелевшем оазисе среди аномальной пустыни. В одном из трех левобережных районов плотной малоэтажной застройки, а конкретно – Кудряшей, Верх-Тулы и Толмачево, в которых единичные особо прочные коттеджи сохранились почти в первозданном виде. Экологическая обстановка и здесь оставляла желать лучшего, но была хотя бы не настолько дрянной, как в центре, на северо-востоке и в Академгородке.

Кадр сменился в третий раз, предоставляя Касперу возможность оценить обстановку в центре локации.

Разрушений здесь больше всего, как-никак эпицентр Катастрофы, но зато и было чему удивиться. Например, изменению ландшафта. Теперь почти посреди Академгородка возвышался холм высотой метров в двести, на крутых склонах которого громоздились обломки Торгового Центра, а на вершине вращался вихрь местного тамбура. Но еще более удивительной казалась безупречная сохранность ИЯФ, Института ядерной физики, и плотины ГЭС, хотя обоим этим объектам досталось по полной программе. Ведь от эпицентра до плотины всего-то около четырех километров, а уж до ИЯФ нет и полутора.

В случае плотины дело, видимо, заключалось в новейших технологиях, с использованием которых ГЭС реконструировали буквально накануне Катастрофы. После введения в строй в 2045 году Болотнинской АЭС, Обская ГЭС выполняла функцию резервной электростанции, но строители-реконструкторы все равно подошли к делу серьезно. Вот и уцелела плотина, а заодно спасла остатки города от затопления.

В случае с ИЯФ внятных объяснений не имелось ни у военных, ни у ученых, ни у народа. Приходилось просто принимать этот странный факт как данность и радоваться, что среди руин есть хотя бы одно целое здание, отдых для глаз и души. Одно огорчало, и ГЭС, и Академ были самыми опасными районами локации в плане насыщенности механической нежитью…

В общем, кое-что от города осталось, но в целом картина, если сравнивать с «довоенной», казалась жутковатой и унылой. Пышущий здоровьем молодой человек против разорванного в клочья прямым попаданием бомбы «груза двести». В цинковом ящике Барьера.

…Каспер отвел взгляд от изображения и уставился на левую стену помещения, украшенную акварелью неизвестного «довоенного» художника. На картине тоже был изображен город. Семь мостов на фоне заката.

«Красиво, – Каспер вздохнул. – Жаль, пророчески точно. Закат наступил, и рассвета уже не будет».

Посредник вдруг понял, почему на него накатила эта странная волна меланхолии. Это своего рода отдача. Щелчок по носу. Холодный душ для гордеца.

«Какая, к черту, гордыня, Каспер?! Взгляни вокруг. Да, ты многого добился, но на чем ты сделал свои миллионы? На смерти и разрушении? Что полезного, доброго и вечного ты создал? Ничего. И ничего не создашь. Потому, что ты не просто оставил душу в том городе, а умер вместе с ним! Умер вместе с теми, кого здесь знал и любил. Умер, и теперь живешь не ты, живет твоя оболочка, наполненная имплантатами, наноботами-паразитами и глупостями вроде гордыни, бессмысленной жажды наживы и отравляющего дурмана нужных связей».

Каспер терпеливо выслушал себя и поморщился. Все верно, и в то же время не верно. Да, человек, которым стал Каспер после Катастрофы, гораздо хуже прежнего. Но ведь и мир вокруг стал хуже. Каспер постарался элементарно выжить, вот и все! И потом, стать прежним для посредника так же нереально, как возродить мертвый город. Или удалить оплавленные Узлом имплантаты. Ну и о чем тогда, спрашивается, сожалеть?

Каспер понял, что справился с приступом меланхолии и теперь может вернуться к привычным делам. Он облегченно выдохнул, вернул на голографический экран привычную деловую заставку и мысленно вызвал первого из абонентов, числящихся в Большой тройке.

– Слушаю тебя, Каспер, – как обычно чуть раздраженно ответил абонент с приоритетом «один-шесть».

– Мое почтение, Командор, – спокойно, как всегда во время работы, сказал Каспер. – Как спалось? Как здоровье? У меня для вас сообщение…

Зона, локация ЧАЭС. 01.06.2057 г.

Все красное. Небо, земля, соединившие их тонкие нити дождя, лужи и камни. Все красное. Нет, не от крови. Просто так казалось.

Леший поморгал, повернул голову вправо, на секунду крепко зажмурился и вновь открыл глаза. Красная пелена истончилась, некоторые предметы начали обретать нормальную окраску, но в целом окружающий мир пока виделся в розовом цвете. Забавно. С чего бы вдруг?

«Меня же убили, вот с чего!»

От этой мысли Лешего будто прошило током. Он конвульсивно дернулся и резко сел, одновременно набирая в легкие побольше воздуха. Вдох получился шумным, но свободным, безболезненным и сладким. Да, именно сладким, как бывает сладким утреннее потягивание или все тот же глоток чистого воздуха где-нибудь в заповедном лесу.

Леший снова зажмурился, но теперь не спешил открывать глаза. Ему стало страшно. А вдруг это последняя иллюзия умирающего мозга? Вдруг, открыв глаза, не увидишь вообще ничего? Ни забавного розового дождя, ни утренних сумерек того же оттенка, ни собственного тела – судя по ощущениям, вполне живого и невредимого. Если так, пусть иллюзия продлится хотя бы еще мгновение.

«Остановись, мгновенье, ты прекрасно», – всплыла откуда-то незнакомая Лешему строчка.

Леший удивленно хмыкнул. Стихи? Кроме матерных куплетов да пары строк из песни «На тюрьме беспредел», которую постоянно гонял в эфире портал «Шансон», Леший стихов не знал отродясь. Может, где-то случайно услышал? На Обочине, сталкерском рынке, что в Выгребной Слободе, чего только не услышишь.

Воспоминание о Слободе и заветном рынке, не только главном торговом центре локации, но еще и практически культовом местечке для каждого вольного ходока, стало своего рода якорем, который окончательно привязал Лешего к реальности и прогнал глупый страх.

Сталкер открыл глаза и опустил взгляд.

«Реальность? – Леший поднял руки на уровень глаз и изумленно уставился на пальцы. – Какая, к черту, реальность?!»

Все десять пальцев были на месте и вполне исправно шевелились. И кисть правой руки больше не отливала серебром, будто бы сталкер ежедневно втирал в кожу алюминиевый порошок, поблескивавший затем в глубине пор. Этот эффект в свое время остался как побочное явление после стабилизации колонии наноботов, которую подпольный академовский кудесник от мнемотехники мастер Бо превратил из вредной язвы в очень даже полезный имплант-сканер. Теперь, похоже, ни импланта, ни въевшихся в кожу наноботов не осталось. Зато рука цела и слушалась на все сто. А вопрос – та ли это конечность, что была раньше, казался второстепенным. Какая разница? Слушается ведь как родная, и даже линии на ладони остались прежними.

Леший осторожно потрогал макушку – короткий ежик жестких волос и ни царапины! Сталкер торопливо ощупал грудь и живот. Ни на одежде, ни на теле никаких дырок! И нога… сталкер почти прыжком принял вертикальное положение. Трижды простреленная, практически перерубленная пулями нога теперь в полном порядке! Хоть пляши!