Лишенная детства - Софи Анри

Я слышу вечерние разговоры родителей. Это несложно, потому что папа и мама практически только об этом и говорят, а я не глухая. Я вижу письма, полученные от следственного судьи. И я время от времени вижусь с нашим адвокатом, которая настаивает на том, чтобы я была в курсе происходящего.

— Важно, чтобы ты была активным участником событий, ты со мной согласна, Морган? — повторяет эта высокая белокурая дама серьезным тоном.

Еще бы я была не согласна! Ничего не расстраивает меня сильнее, чем само упоминание имени Да Круса, каждый раз, когда я его слышу, меня начинает жутко тошнить. Это случилось и в тот день, когда я узнала, что он сознался, что изнасиловал меня. Меня заверяют, что до суда он останется за решеткой, но я все равно боюсь. Однако предел всему — это результаты психиатрической экспертизы, копию которой мои родители, будучи «гражданскими истцами», получили. Следственный судья поручил некоему психиатру обследовать Да Круса. От специалиста ожидали ответов на простые вопросы: осознавал ли Мануэль, что делает, когда выкрал меня и изнасиловал; сумасшедший он или вменяемый; представляет ли он опасность для окружающих; можно ли его вылечить; возможно ли вернуть его в общество; какие события из его прошлого, его детства или школьных лет могли бы объяснить это преступление. Два года назад, в 1998-м, во Франции был принят новый закон, который позволяет установить за теми, кто совершил преступление на сексуальной почве, так называемое «социально-судебное наблюдение» после их выхода на свободу. Это событие было широко освещено в прессе. Мой отец никогда не упускает шанса получить новые знания, поэтому быстро наводит справки, и мы узнаем, что в рамках этого «наблюдения» на виновного после освобождения накладываются некоторые ограничения, к тому же он должен регулярно являться по первому требованию к судье по исполнению судебных постановлений, и все это — в течение довольно длительного времени, до двадцати лет. Эта мера, рассказывает нам папа, стала маленькой революцией в судебной системе, доказательством того, что правительство в те годы уделяло много внимания мерам пресечения, применяемым к людям, совершившим сексуальные преступления. Законодатели полагали, что — слушайте, граждане, и радуйтесь! — эта поправка поможет упредить рецидивы.

Что ж, замечательно!

Помимо прочего, следственный судья спрашивает у психиатра, который наблюдает за Да Крусом, нуждается ли последний в подобном наблюдении после освобождения из-под стражи.

Для меня ответ абсолютно очевиден. Да Крус был в полном сознании, когда надругался надо мной, более того, для «новичка» он действовал слишком уверенно и четко. Он меня связал, собрал мои вещи в пакет, прятал меня от глаз соседей в «мертвом углу» своего двора, потом — под брезентовой тряпкой в машине, пока вез меня в «тихое место». В общем, более обдуманного преступления не найти, что бы мне ни говорили. И потом, он же не набросился на меня в темном переулке под воздействием минутного порыва. И между первым и вторым половым актом прошло достаточно много времени, чтобы он успел все обдумать и даже сходить за сигаретами. Так что не пытайтесь меня убедить, что у Да Круса просто «взыграли гормоны»!

«Я знаю, каково это — быть с девственницей!»

Эти слова он сказал мне и повторил на допросе в полиции. Мне всего тринадцать, но я не идиотка: отец семейства, который получает удовольствие от совершения насилия над девочкой-подростком, может быть только чокнутым или извращенцем, и после того, как ему «настучат линейкой по пальцам» или на несколько лет запрут в камеру, его ненормальность не испарится, словно по мановению волшебной палочки. Это их пресловутое «наблюдение» — не просто дополнительная мера, это необходимость. Да Крус пообещал, что убьет меня, если из-за меня попадет в тюрьму. Его ни в коем случае нельзя выпускать, не посадив ему на хвост и судью, и врача!

Однако уполномоченный судом психиатр, по всей видимости, придерживается иной точки зрения. Однажды утром в почтовом ящике мы находим составленный им отчет. Он пестрит орфографическими ошибками, а его выводы говорят о том, что этот «нейропсихиатр» не стал слишком утруждаться. Он довольствовался тем, что записал рассказанное ему Да Крусом.

Это написано черным по белому: мой насильник был пьян, а потому не помнит, как бил меня. Он не помнит (как это удобно!) ни об орогенитальном контакте, ни о втором насильственном половом акте, и уточняет, что в то время пил как бездонная бочка. Тут же он добавляет, что алкоголь имеет свойство разжигать сексуальное желание и что он полностью удовлетворен семейной и сексуальной жизнью с Марией. Этот трюк с превращением в «папочку-алкоголика», похоже, прекрасно сработал: эксперт долго рассуждает о количестве алкоголя, которое выпил Да Крус, исходя из его показаний, и уточняет, что обвиняемый «на сегодняшний день осознает свою вину». Еще бы! По мнению этого «врачевателя душ», Да Крус искренне сожалеет о том, что сделал со мной. Доказательства? «Имели место эмоциональные реакции при упоминании факта изнасилования… — пишет доктор и добавляет: — Под воздействием алкоголя Мануэль Да Крус утратил способность рассуждать здраво и критически мыслить, что повлекло за собой несоответствующее сексуальное или агрессивное поведение». Усилиями психиатра передо мной, к моей полнейшей растерянности, возникает образ совсем другого Да Круса, которого не существует в реальности. Я вижу не жестокого извращенца, порвавшего мне барабанную перепонку, сжимавшего мою шею, наблюдая за тем, как я задыхаюсь, насиловавшего меня в течение нескольких часов и угрожавшего мне смертью, а несчастного человека, раскаивающегося пьяницу, совершившего большую глупость. «Большую глупость» — именно это выражение использует эксперт и подводит итог: обвиняемый «действовал в состоянии острого алкогольного опьянения» и «не имеет склонности к извращениям на сексуальной почве». Далее следуют его рекомендации: «Мануэль Да Крус может представлять опасность, находясь под воздействием алкоголя», поэтому все, что ему нужно, — это пройти курс детоксикации. Необходимо ли подвергнуть его принудительному лечению, установить за ним «социально-судебное наблюдение»? «Не считаю это уместным».

Чего вы еще ждете? Я свое слово сказал…

Прочитав этот отчет, мои родители с ума сходят от ярости. Что их особенно ужасает, так это лицемерные сожаления Да Круса, публичное покаяние, которое ничего ему не стоит, зато может произвести благоприятное впечатление на присяжных, и тот факт, что он сваливает вину с себя на бутылку.

Что убивает лично меня, так это то, что Да Крус отрицает второе изнасилование. Как если бы мне все это просто пригрезилось! Он не говорит категоричное «нет», а твердит: «уже не знаю, может, что-то и было…», «я плохо помню», «не могу сказать с уверенностью, что…». Память его подводит, признается он, и очень расстраивается по этому поводу. Ему, конечно, хотелось бы все помнить в точности, «но вы же понимаете, господа психиатры, у меня просто не получается…» Легкость, с какой он относится к своему преступлению, то, что он строит из себя несчастного, попавшего под воздействие спиртного, для меня — словно нож в сердце.

Я уже не помню, написали мои родители письмо судье, в котором выразили свое возмущение, или такова процедура, но была назначена вторая психиатрическая экспертиза Да Круса, через неделю после первой. На этот раз экспертов было двое — психолог-психоаналитик и психиатр, и они «спели» совсем другую «песню». Основательно покопавшись в прошлом Да Круса, они эксгумировали его демонов и его фантомов. Отношения с детьми от первых двух браков, с которыми он не видится, влияние его собственного отца (хронического алкоголика, выставившего его, семнадцатилетнего, за порог), интимные отношения с женой, отношения с коллегами, употребление алкоголя, общественная жизнь, досуг — казалось бы, ничто не укрылось от их проницательных взоров. В итоге они пришли к выводу, что Да Крусу нанес глубокую моральную травму жестокий отец, и с тех пор он компенсирует, как может, свой страх быть отвергнутым. Спиртное ему в этом помогает. В сексуальной сфере он также старается подавлять свои страхи, овладевая телом партнерши, как предметом, и используя других женщин, когда жена по каким-то причинам находится вне пределов досягаемости. «Неосознанное стремление к господству», «проблемы с родственными связями», «проблематика инцестуальной эквивалентности» — профессиональные термины отчета настолько сложны, что у меня начинает болеть голова. Да, с этим не поспоришь, эксперты как следует сделали свою работу.