Дети Ирены. Драматическая история женщины, спасшей 2500 детей из варшавского гетто - Тилар Маццео

Когда Ирена была в ночном клубе, разворачивающиеся перед ней сцены ее просто ошеломили. Смеющиеся официанты разливали шампанское по бокалам гостей. Шампанское в гетто? Поверить в это Ирена смогла, только сделав первый глоток. Вокруг в суетливом водовороте кружились легкомысленные женщины в элегантных довоенных платьях, скользили вдоль маленьких столиков, раздавался звенящий пьяный смех, и кто-то поставил перед ней закуску из лосося. Где-то в толпе она заметила еще одного старого друга, еврейского актера Йонаса Туркова, чья талантливая супруга Диана Блюменфельд была одной из звезд заведения106. Ирена на мгновение вытянула шею, пытаясь рассмотреть его, но потом решила просто слушать. Пока Вера напевала что-то о несчастной любви и вечной тоске, Ирена как зачарованная смотрела на мир вокруг себя. «Все они плачут, – подумала она про себя107. – Все. Но не о том. Когда они уходили, гардероб в фойе был заполнен теплыми шубами, тогда как снаружи от голода и холода погибали дети. Когда ее рука коснулась руки Адама, он крепко сжал ее. Слова были здесь излишни.

Голос у Веры был чарующим, к тому же она была весьма хороша собой. Однако Ирена видела под этой блестящей оберткой готовую ужалить порочную женщину. Вера Гринберг была одной из тех, кто стремился выжить в гетто любой ценой. До друзей Ирены уже доходили слухи о предательстве звезды. Вера пела не только в гетто. Она также была главной достопримечательностью кафе Mocha на Маршалковской улице на «арийской» стороне, где развлекала увлеченных ею немцев. Но она не просто заигрывала с гестапо. Вера, как говорили, была частью группы евреев, сотрудничавших с оккупантами с целью лишить соседей и так все более сокращавшихся источников существования108. Со временем это предательство будет стоить жизни одной из подруг Ирены.

После этих «беззаботных ночей» днем Ирена вздыхала с облегчением, видя подростков из молодежного кружка, чей дух товарищества был ничуть не менее вдохновляющим. Однажды Ирена прибежала к Еве, едва дыша от волнения. Ее щеки покраснели от студеного ветра той особенно знаменитой холодной зимы. Иметь в гетто теплое пальто было настоящим благословением. Поздоровавшись, Ирена широко улыбнулась и сняла пиджак, показывая Еве, что она принесла, и та засмеялась при виде подарка. В тот день Ирене удалось пронести через блокпост три дозы вакцины от тифа. Иногда она проносила их в сумке с двойным дном. Иногда, как сегодня, в бюстгальтере с маленькими кармашками. У многих женщин сейчас были такие. В Варшаве того времени ходила шутка, что грудь у полячек после прихода немцев увеличилась вдвое.

Хлопая в ладоши от радости, Ева собрала внеплановое совещание. Они столкнулись с серьезной моральной дилеммой. Кому передать вакцину?109 Ева опросила больше десятка молодых людей, в основном подростков и детей. Для них это решение было вопросом жизни и смерти, и Ева решила, что выбрать они должны сами. В наступившей тишине они обсуждали кандидатов и наконец выбрали троих. Дозы, решили дети, должны получить двое мальчишек, чьи родители умерли, и теперь они самостоятельно ухаживали за младшими братьями и сестрами, а также девочка из молодежного кружка, которая по ночам нянчила больных тифом ползунков, сама подвергаясь серьезной опасности.

Каждый день в гетто Ирена виделась с Алой, Евой и Адамом, а также с двумя старыми друзьями по кружку доктора Радлиньской Ракелью Розенталь и Йозефом Зисманом. Именно эти пять студентов и социальных работников, а также пожилой доктор Корчак стали ядром еврейского кружка Ирены.

Ракель работала на улице Павиа, всего в квартале к югу от Алы, и Ирена ни разу не встречалась с одной из них, чтобы потом не зайти поздороваться с другой. У Ракели был свой молодежный кружок, один из самых крупных и оживленных в гетто. На улице Павиа проживало больше двадцати пяти тысяч человек. Этот район еще до оккупации традиционно считался еврейским. Ракель работала с несколькими десятками молодых добровольцев, оказывая любую социальную помощь. Харизматическое обаяние Ракели и ее несгибаемое даже в гетто чувство юмора были причиной популярности ее кружка. Семья ее жила в одном из больших многоквартирных домов в том же районе, с детства окружая ее любовью, и Ракель твердо верила в силу детского смеха110. Мать маленькой дочери примерно того же возраста, что и Рами Алы Гринберг, Ракель организовывала игровые группы и импровизированные развлечения для маленьких детей из гетто. Но также все знали, что за улицей Павиа, где она работала, закрепилась мрачная слава. Именно ее имя дало название находившейся на углу гестаповской тюрьме Павяк, одному из самых страшных мест Варшавы.

Йозеф возглавлял молодежное общество на улице Огродова, считавшейся «гетто в центре города», совсем рядом со штаб-квартирой столь ненавистной еврейской полиции, и Ирена доставляла контрабандные припасы также и своему старому сослуживцу по социальной работе. До оккупации Йозеф считался в городе известным адвокатом, и не раз Ирена коротала время вместе с ним в коридорах суда, облокотившись на перила и обмениваясь шутками. Йозеф обычно защищал тех, кого незаконно выселили недобросовестные домовладельцы, а Ирена была одним из его любимых свидетелей. Она наслаждалась восстановлением справедливости и, как со смехом говорил Йозеф своим коллегам, могла быть очень убедительной. Между судебными слушаниями Йозеф рассказывал ей о лучших ночных клубах Варшавы, будто Ирену это могло заинтересовать111.

Ныне адвокаты из гетто вызывали у Йозефа отвращение. Среди полицейских было немало адвокатов и даже судей, ушедших на новую службу в основном из корыстных побуждений и из-за финансовых возможностей112. Многие члены еврейской полиции, отчитывающиеся напрямую перед гестапо, приобрели печальную известность из-за взяточничества и жестокости. Сотрудники полиции патрулировали стены гетто, забирая жителей в соответствии с необходимыми квотами на трудовые работы, частенько не гнушаясь обчищать их карманы не хуже обычных грабителей.

Йозеф делал все, что было в его силах, чтобы хоть как-то сдерживать их растущую власть. Вместе с Адамом и Ареком он направил свои силы на помощь медленно обретающему форму еврейскому Сопротивлению113. С небольшой группой единомышленников Йозеф присоединился к подпольной социалистической прессе, распространявшей газеты и листовки, побуждая жителей действовать как внутри гетто, так и за его пределами114.

Тайная ячейка Йозефа каждую неделю собиралась на улице Лешно в небольшом сарае для хранения садовых инструментов, позади старого дома приходского священника у костела Святой Марии115. Церковный участок окружал стены гетто, и с одной стороны на другую вел тайный ход. В самом углу длинного сада, сидя на перевернутых садовых горшках и задумчиво вертя в пальцах сигареты, зажигать которые запрещалось из-за опасности обнаружения, заговорщики составляли планы распространения листовок и обсуждали, как лучше проносить газеты незаметно для немцев. Очень часто среди них можно было видеть маленькую бесстрашную полячку – женщину, о которой все знали, что, если в гетто происходило что-то хорошее, она непременно приложила к этому руку. У Йозефа было легко на душе, когда он видел свою старую подругу Ирену Сендлер, сидящую вместе с ними здесь, в полумраке сада.