Тьма и пламя. На бескрайней земле - Степан Кайманов

Знакомый запах опасности. В надежде, что Итан точно последовал совету, Габриэль скрестил пальцы в знаке, выставляя ладони перед собой. Голос, взывая к магии, грозно загудел, как ветер в трубе. Потекли знакомые слова заклинания; ладони засверкали огненно-алыми искорками…

Последнее слово, и пальцы утонули в волшебном пламени, рвущемся встретиться с целью. Но Габриэль ему не позволил. Он терпеливо ждал. Ждал, когда свер подберется настолько близко, что промахнуться будет невозможно.

Кости затряслись, запрыгали от ударов тяжелых лап несущейся твари, которую нисколько не пугало пламя. Свер летел вперед, не чувствуя опасности. Жалобный зов детенышей глушил его страх, делая тварь невероятно опасной и… уязвимой.

Свер прыгнул с разбегу, нацелив когти на Габриэля. Мэйт глухо выдохнул и дернул руками в сторону смертельно опасного врага, освобождая волшебное пламя.

Рев и визг. Запах гари. И желтая вспышка, в которой исчез прыгнувший свер. Габриэль отскочил в сторону, пропуская огромный ревущий факел.

Кости, крупные и мелкие, прямые и изогнутые, от удара поднялись волной, застучали друг о друга и с глухим звуком посыпались на берег.

Горящий свер глубоко вспахал землю своим мощным телом, разбросав язычки пламени по берегу. Тварь еще была жива, когда Габриэль подошел к ней. Ее язык, ее целый язык, стучал по корням, словно хотел ухватиться за них. Шерсть выгорела почти полностью, кожа почернела и покрылась пузырями. Брюхо твари оголилось, и Габриэль увидел ее соски.

Мать похищенных щенков не сдавалась. Дергалась в предсмертной агонии, продолжая цепляться за жизнь. Мэйт взял длинную острую кость, поднял ее высоко и вонзил в обгоревшую голову, чтобы избавить врага от мучений.

Тварь дернулась в последний раз и затихла. Где-то в тихом сумраке плеснула рыба…

Габриэль не мог поверить, что лес с его жестокими тварями, нестихающим карнавалом запахов и звуков, тайными глубокими озерами, величественными колоннами деревьев и непролазными зарослями наконец-то кончился. Это казалось невероятным, казалось прекрасным сном. При виде холмов мэйт ускорил шаг, потом побежал, словно опасался, что лес его не отпустит.

Последние дни и ночи прошли в постоянной тревоге и напряжении, под писк и шипение щенков, которых нянчил беспечный Итан. После схватки у озера Габриэль все время ждал нового нападения, обращая внимание на каждый шорох, каждый новый запах. Придумывая, как остановить возможного противника… или противников.

Тащить с собой щенков сверов было крайне неразумно и опасно, все равно что ставить указатели на деревьях для зверя. Щенки пахли, оставляя за собой яркий след. Щенки скулили, взывая к помощи. Но, несмотря на очевидные доводы Габриэля, Итан отказывался бросить детенышей свера, сын охотника был непреклонен. И невыносим. Правда, в появлении этих пищащих меховых комочков тоже имелось преимущество. Итан так был поглощен заботой о щенках и мечтами, которые эти щенки могли осуществить, что совершенно не думал о том, каким образом погиб второй свер. Боги были милостивы, и сын охотника по-прежнему не догадывался, что ведет в собственное село настоящего чародея. Или очень ловко скрывал, что не догадывается. Не один раз Габриэль замечал на себе внимательные неприятные взгляды. Но надеялся, что они никак не связаны с его тайной. Возможно, Итан просто опасался за свою жизнь, понимая, что несет в руках целое состояние. Опасения были разумными, соглашался мэйт, примеряя на себя шкуру нищего бездаря.

Ветка, гибкая и колючая, зацепила Габриэля за штаны, словно пытаясь его задержать. Но он даже не остановился, рискуя порвать и без того потрепанную путешествием штанину. Мэйту хотелось поскорее выбраться из леса, который, как фарус-рыба, вначале завлекал, зачаровывал, а потом хотел разорвать на части и сожрать.

Чем ближе были равнины, тем легче становился шаг. Тревога, страх оставляли напряженное тело, улетучиваясь вместе с потом.

Еще несколько шагов, и лес, казавшийся непроходимым и бесконечным, остался за спиной. Остался в прошлом. Габриэль обернулся: теперь даже свер с самым длинным языком не сможет его достать. И остановился, ожидая Итана.

Холмы купались в солнечном свете; небо было удивительно чистым, идеальным – ни единого пятнышка облаков. Мэйт окинул взглядом открывшиеся просторы, все еще поражаясь обширности и богатству земель бездарей. В этих зеленых просторах дышалось как будто легче. Зеленые холмы высокими волнами уходили далеко вперед, к горизонту. Земля, которую можно было бы изменить, вспахать и засеять, лежала в своем первозданном виде.

Для бездаря Итана распахнувшиеся нетронутые бескрайние земли были привычным делом. И он, тиская щенков, молча побрел дальше.

– Долго еще до села? – спросил Габриэль, нагнав его.

Итан помотал головой. С тех пор как сын охотника нашел щенков, он стал замкнутым и неохотно отвечал на вопросы. А чаще просто кивал или отрицательно качал светловолосой головой, как сейчас.

Габриэль тронул мочку уха и пошел следом, представляя, как его окружают сельские жители. Как, подняв руки к небу, восхваляют своего бога Лита за очередное чудо. Как шумят и радуются, обнимая маленького Итана. Как возбужденно расспрашивают его о том и об этом. Как отводят глаза, когда речь заходит о его отце. Как с завистью глядят на два мохнатых комочка в детских руках. И как с подозрением изучают полуголого чужестранца, пришедшего вместе с сыном уважаемого охотника. А затем…

Приятные фантазии засверкали, зашумели в голове мэйта. Мечты захватили его. Мечты о сельской купальне, об огромной бадье с горячей водой, куда можно медленно опустить уставшее, потное тело. О шикарном пире, устроенном в честь храброго и везучего Итана. О вздыхающих сельских девицах, очарованных историей невероятного спасения и победами над свирепыми тварями. О тихой ночи на мягкой, свежей перине, под свист сверчков. Габриэль мечтал и мечтал, отрешаясь от мира, который по-прежнему был строг к нему. Обжигал голую спину ярким солнцем, разгонял все облака. Заставлял напрягать уставшие ноги, подставляя под них высокие холмы. Испытывал жаждой, держа дожди на привязи…

Цепь светлых размышлений звонко лопнула под силой женских криков, доносящихся из-за холма. Итан, первым взошедший на вершину холма, внезапно замер, прижимая щенков к груди. В горячем воздухе резко запахло страхом. Впереди как будто резвился ветер, гоняя воздух, шурша травой и таская женские крики.

Хьол! Габриэль не поверил собственным глазам, когда взобрался на вершину холма. Вдали черный вихрь высотой в три человеческих роста гонял по холмам девушек. Трое из них бежали на восток, им удалось оторваться от быстрого и хищного врага. Двум другим повезло меньше: вихрь, как опытный охотник, точно шел по их следу, куда бы они ни сворачивали.

Щенки поддались всеобщей тревоге и отчаянно заскулили. К запаху страха добавился густой запах магии. Вихрем управляли, как лошадьми. Мастерски. Габриэль взглянул на Итана.

Сын охотника стоял на холме, пораженный, обездвиженный страхом и магией. Жуткие истории о Погорельце, рассказанные мальчишкой, внезапно перестали быть сельскими байками. Маг, создавший вихрь, действительно был жесток. Черная воронка, летевшая над землей, могла в любой миг поглотить двух девушек. Но чародею этого было мало. Он издевался над жертвами, зная, что уже победил. Он изматывал их, заставляя падать, кричать и… холодеть от страха.