Маримба! - Наталия Терентьева

– Казалось, мам… – трагически согласилась Катька. – Что это, косоглазие, да? Это передается по наследству?

– Ка-а-атя-а-а-а! – закричала я так, что зашевелилась штора у раскрытого до полу окна.

Из-за шторы вышел испуганный кот, которого я кормлю по утрам и вечерам. – Какое наследство? Ты что, собираешься от него детей рожать? Тебе сколько лет?

– А зачем встречаться, если не думать о будущем? – на полном серьезе ответила мне Катька. – Мам, мне читать нечего. Пойдем в книжный, что ли?

– Пойдем, спросим, нет ли у них «Лолиты».

– Я прочитала вчера, в Сети… – проговорила Катька, не глядя на меня.

– Ясно! – горько усмехнулась я. – Тогда Лолиты-2, Лолиты-3…

– А что, есть продолжение?

– Есть!!! Пишется сейчас как раз, вот на этом компьютере! – Я изо всей силы стукнула по своему собственному ноутбуку. – Да черт побери! И ведь ни с кем не поговоришь обо всем об этом!

– Со мной поговори, мам, – дружелюбно предложила Катька. – Я тебя внимательно слушаю.

– Это я тебя внимательно слушаю, Катя Данилевская!!! Что было дальше?

– Девочкам в классе я бы наврала, мам, а тебе скажу честно. Ничего не было, к сожалению.

Я потерла сердце, которое как раз успокоилось. Слегка только подергивало и постукивало, мягонько так, тихонько… «Тук-тук… тук-тук-тук… Как там у вас дела? В вашем королевстве перевернутых зеркал, Лолит-велосипедисток и задастых, жутко обаятельных, искренних маримбистов?..» Маримба – это такой инструмент, на котором играют ударники, чьи родители никак не могут успокоиться, что их дети не захотели извлекать благородный звук из рояля или скрипки… на худой конец аккордеона или балалайки…

– Что?! – воинственно стала наступать на Катьку я, уже больше для проформы. – И даже не целовались?

– Мам, ну что ты так бесишься? У нас все почти девочки во втором классе уже целовались. Кто на даче, кто в лагере.

– Поэтому я тебя в лагерь и не отпускала!!! Не хотите ли вашу Катеньку по бесплатной путевке в лагерь отправить? Чтобы она там целоваться в восемь лет научилась? Нет, спасибо, не хотим!!!

– Мам, мам, – Катька погладила меня по плечу. – Ну успокойся. Мы с Лео не целовались. Ну, то есть…

– То есть… – я внимательно посмотрела на бурно зардевшую Катьку.

– То есть… Так как-то все было… Обязательно рассказывать?

Я отвернулась от бедной Катьки и столкнулась взглядом с самой собой в зеркале большого шкафа. Не юная, уже не красотка, скажем так – бывшая красотка, с двумя тяжелыми разводами и кучей душераздирающих книжек о любви, где истории всегда отлично заканчиваются, как положено, чтобы, закрыв книжку, хотелось жить дальше. Ведь в реальности не всегда хочется жить, когда закрывается последняя страничка самого твоего лучшего, самого интересного, самого искреннего романа…

Чего я пытаюсь добиться сейчас от девочки? Физиологических подробностей первого поцелуя? Чтобы смутить, перевернуть ее и без того перевернутую душу? Заставить вместе со мной смеяться над тем, что нежно, трепетно, хрупко?

Я подсела к Катьке и обняла ее.

– Ничего не надо говорить, дочка. Он – хороший?

– Хороший, мам.

– Ну вот и Аушра говорила – такой хороший мальчик. Хороший-прехороший.

Сколько вопросов хотелось мне задать сейчас Катьке. Сколько разных вопросов… Но я не спросила ничего.

– Ма-ам? Все хорошо?

– Все отлично, Катюнь. Ты ничего не ела.

– Не хочу, мам. Не лезет. Ты не переживай. Ничего такого не было.

В телевизионной академии жизни показывают все, что может быть во время и после поцелуя, и трехлетняя Катька когда-то, показывая на вполне мирно обнимающуюся на диване пару, хитро мне объяснила: «Знаис, сто они делают? Они детёв завожжают!» Детей заводят, крепко прижавшись друг к другу. Так что Катька отдает себе отчет, что может быть, когда целуешься с мальчиком в парке. Или… в дюнах… да в черном купальнике… Я перевела дух и постаралась спросить как можно нейтральнее:

– Он… прилично себя вел?

Насколько откровенные вопросы я могу ей задавать? Так, чтобы не сломать, не покарябать, не напугать?

– Прилично, мам. Очень прилично. И как-то нервничал…

– В смысле?

– Ну… Потом все молчал, вздыхал и говорил, что у нас разница восемь лет, разница восемь лет… Мам… На самом деле он просто меня в висок поцеловал. Сказал, что кожа нежная и что я маленькая. И тяжело вздохнул. У него вообще все на лице написано. Он очень искренний.

– Это хорошо. Правда, хорошо.

– И еще он… неиспорченный.

Ладно бы это сказала я! А вот откуда Катьке знать такие вещи? Кто испорченный, кто нет…

– Что ты имеешь в виду?

– Ну он так на все реагирует, знаешь… Как маленький. То краснеет, то так улыбается, что у меня просто сердце замирает…

– Так, садись, пиши.

– Что? – испугалась Катька.

– Письмо принцу своему! Цепеллину!

– Да почему Цепеллину-то, мам? Цепеллин мягкий, белый, пухлый, в жиже такой его всегда на тарелке подают… Леонард совсем не похож на цепеллин!

– Нет? А мне казалось – похож… А на кого он похож?

– Не знаю, мам. На мечту мою похож, – вздохнула Катька. – Что писать?

– Пиши: «Когда мужчине двадцать два года, а девушке – четырнадцать, он говорит: «Ты для меня слишком мала!» Когда мужчине пятьдесят, а женщине, обожающей его, сорок два, он говорит: «Ты для меня стара!»

– «Обожающей» как будет по-английски, мам? Adoring?

– Adoring… Не пиши про обожающую, не так поймет еще… «А когда мужчине сорок, а женщине тридцать два, он говорит: «Нормально, подходит, но лучше бы тебе было восемнадцать!»

– Всё?

– Всё.

– Посылать?

– Посылай.

– Хорошо, – Катька одним движением пальчика отправила письмо своему литовскому принцу. – Только он ничего этого не поймет.

– Почему, Кать?

– У него мозги по-другому устроены. Я спросила, не звучит ли мое имя странно для литовского уха, у них есть слово похожее, означает «чужая, иная». Но он не понял. Рассказывал мне, что имя интернациональное, но не литовское. Никак не могла ему объяснить. Так что уж такие сложности про возраст он не поймет.

– Катюнь… – Я осторожно взяла дочку за руку. – А вот тебе не мешает… м-м-м… языковой барьер? Или то, что у него, как ты выражаешься, с мозгами не в порядке?

Катька так же осторожно освободила свою руку.

– Я сказала «по-другому устроены». А языковой барьер не мешает. «Лолиту» он, кстати, не читал.

– Ты рассказала ему, о чем там речь?