Милый монстр - Марина Серова

Однако пора было переходить к делу.

— Алевтина Викторовна, вы, наверное, знаете композитора Валерия Аркадьевича Василовского…

Я слегка запнулась, потому что выражение лица моей собеседницы при этих словах заметно изменилось. Оно как-то странно поскучнело и утратило значительную часть прежнего дружелюбия, но вместе с тем мне показалось, что в глазах Алевтины Викторовны отразилась какая-то обреченность. Будто бы я затронула тему, на которую ей уже приходилось говорить, причем не раз, и которая по каким-то причинам была ей неприятна.

Я слегка удивленно смотрела на сидящую передо мной женщину и мысленно гадала, что же вызвало такую ее реакцию. Мы молчали почти целую минуту, пока наконец я не решилась нарушить неожиданную паузу.

— Простите… Я сказала что-то не то? Вы молчите, это так странно…

— Да нет, нет, Татьяна. Просто поймите меня правильно. Валерий Аркадьевич действительно работал здесь какое-то время, потом уволился, но давать ему характеристику лично мне сложно, очень сложно. Впрочем, я уверена, что и остальные сотрудники скажут вам то же самое.

— Но почему?

— Потому что отношения Василовского с коллегами, да и вообще с окружающими его людьми были весьма своеобразными. Он всегда вел себя так, словно являл собою пример для всеобщего подражания. В любом обществе, а вы, конечно, понимаете, что он вращался только в определенных кругах, он так подчеркивал свою значимость, что в результате все остальные рядом с ним непременно начинали чувствовать себя полным ничтожеством. Василовский считал это вполне закономерным, и его было невозможно убедить стать терпимее или хотя бы вести себя вежливее.

Алевтина Викторовна немного помолчала, недовольно покачивая головой и глядя мимо меня, а потом продолжила:

— Конечно, он талантливый музыкант — бесспорно. И никто никогда не сомневался в этом. Но ему зачем-то нужно было еще и унижать окружающих его людей. Василовский вечно был один, у него не имелось друзей, и это никого не удивляло. Многие говорили, что он ведет себя так для того, чтобы его талант еще резче выделялся на чужом фоне.

— А почему он оставил преподавательскую деятельность? Надоело находиться среди людей, которых сложно превосходить?

— Возможно, что действительно так. Но вообще-то Василовский слишком сложный человек, чтобы можно было судить о нем поверхностно. В людях он ищет совершенство, но поскольку его, как известно, не существует, то Валерий Аркадьевич постоянно находится в этаком кризисе разочарования. Я знаю, что, уволившись из консерватории, он занялся частными уроками. Что ж, такое вполне в его духе: пытаться самому выискивать среди общей массы бриллианты и придавать им нужную, с его точки зрения, форму. Но я уверена, и эта деятельность когда-нибудь ему наскучит и приведет к новому разочарованию.

Алевтина Викторовна, наконец, перевела взгляд на меня и слегка улыбнулась.

— Вам такая информация, конечно, не подходит. Вы же должны сказать о Валерии Аркадьевиче только позитивное. Но, собственно говоря, любую, даже не слишком положительную, характеристику при желании можно облагородить и представить в лучшем виде. Сложность характера Василовского придает ему загадочности и делает неприступным в глазах читателей, а среди них это очень ценится.

Судя по всему, Алевтина Викторовна прониклась жалостью к неопытной журналистке и потому пыталась по-доброму дать ей совет. Мол, лично я не в состоянии сообщить сенсационные факты, но могу подсказать, как распорядиться имеющимся материалом. Сейчас она описывала самый простой и любимый рецепт журналистской братии: бери что есть и делай из этого то, что нужно.

Тут дверь кабинета отворилась, и на пороге возник высокий худощавый дядька лет сорока. В руках у него был здорово потрепанный, раздутый портфель, который он сразу же поставил около двери. Необычно громким басом дядька поприветствовал Алевтину Викторовну, а потом вопросительно посмотрел на меня.

— Сашенька, пройди, пожалуйста, ты-то нам и нужен, — позвала его Алевтина Викторовна. — Эту девушку зовут Таней, она — журналист, собирает материал для газеты…

Она не успела договорить, как дядька расплылся в широкой улыбке, вперившись в меня глазами.

— Обо мне решили написать? — весело и хитро осведомился он и подмигнул. — Что ж, дело хорошее, давно пора. Я уж сколько ждал, даже и надежду успел утратить… — Тут пришедший закатил глаза вверх, показывая значительность своего ожидания.

— Ну хватит тебе, Саш, лучше сначала расскажи кое-что, а потом пианино настрой по-человечески, — оборвала его Алевтина Викторовна с улыбкой, а мне прошептала: — Это мастер наш, он здесь уже десять лет работает. Валерия Аркадьевича тоже знает. Его племянница служит в доме Василовских.

Дядька подошел, по-простому протянул мне жилистую руку и произнес:

— Александр Петрович, местный механик-универсал. Обо мне писать не хотите, жалко, ну да ладно. Чем же тогда я могу быть полезен такой милой девушке?

Когда я назвала имя человека, который меня интересует, Александр Петрович выложил практически такую же информацию, какую я только что слышала от Алевтины Викторовны. Мол, он нетерпимый, надменный, непонятный и тому подобное. В общем, типичный хам, хоть и высокородный, способный больно обидеть до глубины души.

— Что же касается племянницы, — продолжал Александр Петрович, — то когда я ее Василовскому порекомендовал, то сразу же предупредил, какой он тяжелый человек. Но ей тогда так работа нужна была, что она и внимания на мои слова не обратила. В то время она только институт закончила, дипломированным психологом стала, а устроиться нигде не смогла. Тут как раз Валерий Аркадьевич говорит, что ему, мол, домработница нужна. И вы знаете, — сказал он с некоторым удивлением, — она сумела-таки прижиться в его доме. Уже три года работает и не жалуется. Наоборот, зря, говорит, ты меня, дядь Саш, пугал, нормальный мужик этот Василовский. Хоть и странный немного, но все равно нормальный. Деньги-то они ей хорошие платят, ничего не скажешь. Но я думал, что ни черта у нее не получится с ним поладить, вылетит через месяц-другой. Ошибся я! Оказалось, она не напрасно на книжки все стипендии тратила, пять лет на «отлично» училась. Умеет нужных людей к себе располагать.

— Что же, — как бы невзначай произнесла я, — даже и конфликтов у нее никаких не возникало за три года работы? Ну тогда она у вас просто святая! Вы только что говорили, что характерец у композитора еще тот…

— Конфликты были, — закивал дядя Саша, — были, точно. Но не с самим Василовским, а с его женой. Она, знаете ли… ох, нехорошо так говорить… ну, в общем, изменяла она мужу. Такого уж она типа женщина, гулящая. Эльмирка говорит, что она даже и не стеснялась этого. Помню, год племянница там проработала и однажды случайно застала хозяйку с мужчиной. Она бы, конечно, ничего не сказала Валерию Аркадьевичу, зачем ей это, но Василовская сразу начала травить девчонку, просто так, без всякой причины. То убралась не так, то плохо приготовила, то плохо одета. Эльмира терпела, терпела, а потом, оставшись однажды наедине с хозяйкой, сказала ей: если не прекратите меня из дома выживать, то все расскажу вашему мужу. Тогда хозяйка поняла, что ей бояться нечего, да и отстала от Эльмирки. И вроде все спокойно стало. По крайней мере племянница больше не жаловалась.