Июль 1942 года. Падение Севастополя - Игорь Маношин

Один из ветеранов обороны, представитель Особого отдела Приморской армии при госпиталях капитан B. Л. Смуриков, прошедший плен, запомнил слова Ф. С. Октябрьского, сказанные на одном из последних совещаний в июне 1942 года. Он сказал «Не дам больше топить корабли»[97].

Конечно, обстоятельства, с одной стороны, диктовали сохранить флот, который в ходе военных действий на Черном море заметно уменьшился, а конца им не было видно. Но нужно ли было бросать упреки в «болезненности» переживания за херсонесскую трагедию Хомичу и Пискунову, которые выступили на конференции от имени находившихся там участников обороны, прошедших плен? Все они честно выполнили свой воинский долг перед Родиной и не заслужили этих упреков. Ведь это были наши советские люди, которых вырастила советская власть, и обида их была справедливой, так как в те тяжелые июльские дни 1942 года и до этой конференции они не знали, почему флот не смог их вывезти.

Д. И. Пискунов по этому поводу сказал так:

К сожалению, Ф. С. Октябрьским не были освещены не только вопросы эвакуации, но не было сказано о моральной стороне херсонесской трагедии. В его ответе была видна только беспощадная логика войны. Можно только сожалеть, что на этой конференции не нашлось доброго слова благодарности в адрес командиров армии и флота, прошедших плен, за их подвиг по защите Севастополя, извинения за случившееся. Но тогда было другое время.

Продолжим анализ дальнейших событий. Проанализировав критическую обстановку с обороной к утру 30 июня, командование СОРа, помня о майской директиве Буденного, что переправы на Кавказ не будет, приняло решение доложить не напрямую в Ставку, а своему непосредственному начальству Кузнецову и Буденному о невозможности более удерживать Севастополь и просить разрешения в ночь на 1 июля вывезти самолетами 200–500 ответственных работников и командиров на Кавказ. Фактически это была просьба об эвакуации.

В 9.00 30 июня за подписью Октябрьского и Кулакова была послана телеграмма, которая другим лицам из руководящего состава СОРа не была известна вплоть до последнего заседания Военного совета флота. Вот ее текст:

«Об этой телеграмме, — писал Н. Г. Кузнецов, — мне доложили в 14.00 30 июня. Армейское командование в Краснодаре еще болезненно переживало недавнюю катастрофу на Керченском полуострове. Я полагал, что Главком направления вряд ли сам примет решение, не запросив Ставку. Времени для согласования и запросов уже не оставалось. Было ясно, Севастополь придется оставить. Поэтому, еще не имея согласия Ставки, я приказал немедленно ответить вице-адмиралу Ф. С. Октябрьскому: „Нарком Ваше предложение целиком поддерживает“. Переговорив по телефону со Сталиным, я в 16.00 послал военному совету ЧФ вторую телеграмму: „Эвакуация ответственных работников и Ваш выезд разрешены“.

Таким образом, 30 июня Ставка приняла решение оставить город. Немедленное мое согласие с предложением военного совета флота объяснялось не только обстановкой, но и тем, что он хотел оставить в Севастополе руководить обороной генерал-майора Петрова со своим штабом, который мог бы руководить обороной до последнего момента»[100].

Маршал Советского Союза Буденный в свою очередь доложил в Ставку, что «Севастопольский оборонительный район подготовленных рубежей более не имеет. Боеспособность войск в результате утомления снизилась, оказать скорой помощи защитникам Севастополя с моря и с воздуха командование Северо-Кавказским фронтом не может. Все корабли в Севастополь прорываются с боем. За последние 5–4 дня потоплены подводные лодки Щ-214 и С-52, миноносец „Безупречный“, сильно поврежден лидер „Ташкент“.

Учитывая, что подготовленная десантная операция на Керченском полуострове уже не может изменить ход событий, командующий Северо-Кавказским фронтом просил подтвердить задачу войскам СОРа вести борьбу до конца, чтобы вывезти из Севастополя все возможное. Командующий фронтом в сложившейся обстановке просил прекратить подвоз пополнения и продовольствия в Севастополь. Организация эвакуации раненых самолетами и боевыми кораблями возлагалась на командующего Черноморским флотом, которому было дано приказание использовать имеющиеся средства для этой цели. Чтобы облегчить положение блокированного Севастополя и дать возможность кораблям прорваться к городу, командующий фронтом просил Ставку выделить в его распоряжение самолеты дальнебомбардировочной авиации, которые могли бы наносить удары по аэродромам противника и уничтожать его самолеты»[101].

В то же время начальник Генерального штаба A. M. Василевский сообщил командованию Северо-Кавказским фронтом, что Ставка утверждает предложения фронта и приказывает немедленно приступить к их реализации.

Исходя из оценки обстановки с обороной Севастополя, военный совет СОРа принял решение о быстрой частичной эвакуации. Помимо ответственных работников города, высшего командного состава армии и флота, указанных в телеграмме в Москву и Краснодар, было решено вывезти также старший командный состав армии и флота.

В этой связи интересно воспоминание Н. М. Кулакова в его книге «Доверено флоту». Там отмечается следующее:

Действительно, командный состав Приморской армии и Береговой обороны флота к тому времени обладал бесценным боевым опытом. Это были грамотные, закаленные еще в приграничных сражениях, а затем и в 250-дневной обороне Севастополя командиры и политработники. В целом Приморская армия и части Береговой обороны в то время были одними из лучших в составе Красной армии. Естественно, терять такие ценные кадры в разгар войны было нельзя. Ведь опыт каждого командира на войне оплачивался немалой кровью. А эти кадры так были нужны фронту!