Сократ. Учитель, философ, воин - Борис Стадничук

Зато как от чего-то совершенно несерьезного Сократ отмахивается от предложения признать свою вину и удалиться в изгнание. «Сильно бы, однако, должен был я трусить, если бы растерялся настолько, что не мог бы сообразить вот чего: вы, собственные мои сограждане, не были в состоянии вынести мое присутствие и слова мои оказались для вас слишком тяжелыми и невыносимыми, так что вы ищете теперь, как бы от них отделаться; ну а другие легко их вынесут?»[22]

Сократ как будто нарочно дразнит судей. «Если вы меня убьете, то вам нелегко будет найти еще такого человека, который, смешно сказать, приставлен к городу как овод к лошади, большой и благородной, но обленившейся от тучности и нуждающейся в том, чтобы ее подгоняли. В самом деле, мне кажется, что бог послал меня городу как такого, который целый день, не переставая, всюду садится и каждого из вас будит, уговаривает, упрекает. Другого такого вам нелегко будет найти, о мужи, а меня вы можете сохранить, если вы мне поверите. Но очень может статься, что вы, как люди, которых будят во время сна, ударите меня и с легкостью убьете, послушавшись Анита, и тогда всю остальную вашу жизнь проведете во сне, если только бог, жалея вас, не пошлет вам еще кого-нибудь»[23].

То есть он мало того что не проявляет ни малейшего желания раскаяться, но еще и требует благодарности за то, что столько лет досаждал согражданам, как овод лошади. А на предложение выбрать наказание он заявляет, что на месте судей назначил бы себе не наказание, а награду: бесплатный, за счет государства, обед. В Афинах действительно существовала такая мера поощрения для особо отличившихся сограждан – некий аналог современной персональной пенсии. Попробуйте представить, что в современном суде эту персональную пенсию в последнем слове потребует обвиняемый. А просить о снисхождении ему Демон не велел. Ну, так мы покажем, каково это: слушаться такого глупого Демона!

В общем, присяжные, решив (не без оснований), что Сократ над ними просто издевается, в конце концов приговорили его к смерти.

Авторы последующих эпох в основном изображали и обвинителей Сократа, и афинский суд в слишком уж черном свете. Во-первых, как мы видели, афинским гражданам было в чем упрекнуть Сократа. Перед историей, философской истиной прав был, конечно, он, но ведь большинство людей живут не в истории, а сегодняшним днем и благополучие именно в нем ценят превыше всего. Афиняне не были исключением. Они напрямую связывали свое недавнее благополучие с системой полисного государства, полисным патриотизмом, верой в простых и понятных языческих богов. Как раз с тем, что разрушили Сократ и его ученики. А поскольку вместе с этими представлениями рухнули афинское могущество и процветание, горожане, большинство которых учились мудрости не у Сократа, а у софистов, путая причины со следствиями и составляя ложные посылки, приходили к выводу, что Сократ (если не прямо, то косвенно – как «развратитель молодежи») и повинен в нынешних несчастьях.

Между прочим, несколько лет назад историки и юристы из Кембриджского университета, изучив дело Сократа, пришли к выводу, что с позиций тогдашнего афинского права Учитель все-таки был виновен в богохульстве и расшатывании нравственных устоев того времени, а следовательно, вынесенный ему приговор вполне законен. Правда, подобные «пересмотры дела Сократа» происходят регулярно и «судебные решения» выносятся диаметрально противоположные.

Как бы то ни было, не стоит забывать, что афиняне при всей нелюбви большинства к Сократу дали ему возможность защищаться в суде, предоставили право самому предложить для себя наказание, и даже когда он категорически отказался каяться и был приговорен к смерти, готовы были удовлетвориться самим фактом приговора, сквозь пальцы посмотреть на его возможное бегство, от которого он тоже отказался вполне сознательно. Да и казнь, к которой его приговорили, была достаточно милосердной. До самого конца его окружали друзья. Ему всего лишь надо было выпить яд. Причем вовсе не цикуту, которая фигурирует в большинстве историй. Цикута вызывает болезненные ощущения, а по описаниям очевидцев, Сократ умер тихо, без страданий, просто чувствуя, как постепенно остывают конечности, холод подбирается к сердцу. Мучительной агонии не было; ученики поняли, что он умер, только когда убедились, что Учитель перестал дышать. В наше время такую почти добровольную смерть, которая, по словам самого же Сократа, избавила его от старческих болезней и слабоумия и позволила уйти, сохранив человеческое достоинство, пожалуй, назвали бы эвтаназией.

Французский художник Жак-Луи Давид в своей знаменитой картине «Смерть Сократа» (1787) изобразил момент, когда палач уже подает приговоренному чашу с ядом. Ученики, приняв пластические позы, рыдают, а сам Сократ, тоже довольно театрально воздев руки к небесам, с пафосом говорит, судя по всему, именно то, что и приписывает ему Платон: не стоит переживать, ведь душа отправляется в лучший мир. Картина Давида имеет множество живописных достоинств. Художники, работавшие на стыке двух стилей – классицизма и ампира, – были большими мастерами находить простые, но убедительные решения для сложных многофигурных композиций. Но эти решения (если рассматривать их не как чисто художественные, а в приложении к конкретной изображаемой ситуации) кое в чем напоминают софистику. В них ложна (то есть не до конца истинна) исходная, главная посылка. Смерть Сократа как раз была лишена пафоса. Он до самого конца подшучивал над друзьями и учениками, журил их за то, что никто из них так до конца его и не понял. Даже выращенный им лебедь, Платон, стоял тогда в слезах. Даже ему предстояло понять Учителя только много лет спустя. А от других и этого нельзя было требовать.

Некий Аполлодор все вздыхал и вытирал слезы, так что именно Сократу – пожалуй, единственному, кто сохранил в этой ситуации мужество, – пришлось его утешать. «Но мне особенно тяжело, Сократ, – сказал Аполлодор, – что ты приговорен к смертной казни несправедливо». Сократ, говорят, погладил его по голове и сказал: «“А тебе, дорогой мой Аполлодор, приятнее было бы видеть, что я приговорен справедливо, чем несправедливо?”

И при этом он улыбнулся»[24].

Смерть Сократа. Жак-Луи Давид, 1787

Платон, как мы только что видели, лично присутствовал при казни. А где же был Ксенофонт? К тому времени он стал уже вполне сложившимся и даже немолодым по тогдашним представлениям человеком. Но мальчишескую жадность к новым впечатлениям сохранил. И поиски мудрости предпочитал сочетать со странствиями в дальних сказочных странах, где заодно с мудростью можно приобрести неисчислимые сокровища. Все это он надеялся найти на Востоке. А Востоком тогда владели Ахемениды[25].