Долгие ночи - Стелла Фуллмер

— Где я? — послышался с дивана приглушенный стон. — Здесь есть кто-нибудь?

— Все нормально, девочка. — Он медленно приблизился. — Согревайся, а я поищу что-нибудь съестное.

— Как мы сюда попали? — Голос Элис звучал невнятно, потому что из-за озноба зуб на зуб не попадал.

— Потом все объясню. Сможешь дойти до камина?

Освещая путь фонариком, Мэтью обошел первый этаж, где были библиотека, гостиная и кухня. К его огромной радости в шкафчике нашлись консервы и крекеры, а в маленьком встроенном баре бутылка виски. Теперь стоило позаботиться об одежде: он обнаружил на втором этаже, где находилась спальня хозяев, пару старых, грубой вязки свитеров, одни поношенные джинсы и теплые носки. Что еще людям надо для счастья?

Спустившись вниз, Мэтью увидел Элис у камина: присев на корточки, она пыталась согреться у огня.

— Так, немедленно переодевайся.

Она недоверчиво посмотрела на свитер, провела ладонью по колючей шерсти.

— Но это же чужое! Я не хочу участвовать в краже!

— А ты хочешь заболеть пневмонией? Нет? Тогда не спорь.

У Элис и не было на это сил. Встав, она обернулась к Мэтью.

— Отвернись.

Он усмехнулся, но промолчал и вышел из гостиной. Следовало заняться ужином, пусть не богатым, но в их положении и сухая горбушка хлеба пригодилась бы. Положив фонарик на стол, Мэтью принялся вскрывать консервы: ветчина, сардины, маринованные помидоры. Потом налил в пластмассовые стаканчики виски, поставил все это на поднос, пакетик с крекерами спрятал в карман.

Голод мучил его, но не стоило набрасываться на еду: неизвестно, как долго им придется пробыть в этом доме. Так что припасы надо расходовать экономно.

Элис, переодевшись, — длинный, почти до колен свитер и шерстяные носки, — почувствовала себя немного лучше, но озноб не проходил. Она уселась перед камином и подбросила в огонь несколько поленьев. Задумчиво глядя на алые искры, улетавшие в трубу, она пыталась понять, что заставило ее выбежать из машины. Это было какое-то помрачение рассудка — от усталости и страха.

Она приложила ладонь к животу, словно надеясь уловить шевеление жизни там, под тонкой кожей.

— Как ты, маленький? — прошептала она, сама удивляясь нежности, прозвучавшей в голосе.

И только в это мгновение вспомнила, что Мэтью обо всем знает. Элис едва не застонала: ну зачем, зачем она призналась? Это было настолько ужасно, даже верить не хотелось. И тем не менее, это правда: она, не контролируя себя, выкрикнула те слова, которые так долго хранила в тайне.

— Прошу к столу. — Мэтью вошел в комнату, осторожно неся на вытянутых руках поднос. — Думаю, глоток виски тебе не повредит, хотя…

Элис молча смотрела на него: о чем он сейчас думает? Но на спокойном лице не отражались эмоции, разве что улыбка была немного неестественной, словно Мэтью пытался что-то скрыть. Но что — насмешку, презрение? Он вел себя так, будто ничего особенного не произошло, и это еще сильней раздражало Элис. Хотя она не могла бы сказать, какой именно реакции ожидала.

— Держи. — Он протянул ей бутерброд и устроился рядом. — Нам повезло, что ты нашла этот дом.

— А если хозяева вернутся?

— В такую погоду? Вряд ли. В конце концов, у нас просто не было другого выхода: или замерзнуть в машине, или забраться сюда. Я оставлю им свои координаты и деньги за причиненный ущерб, не волнуйся.

Элис сердито хмыкнула: какая предусмотрительность! Все просчитано заранее, этот человек не умеет иначе. Она одновременно и боялась разговора о ребенке, и желала его. Ведь появится отличный повод высказать Мэтью все, что она о нем думает, все, что так долго копилось в душе — обиды, муки ревности, боль от предательства…

— Ты себя нормально чувствуешь? — спросил он.

— Да, вполне. А почему это так тебя заботит?

Мэтью внимательно посмотрел на Элис: она была сейчас похожа на колючего ежа, который недоверчиво встречает любой жест и угрожающе топорщит иголки, готовясь к защите.

— Потому что я беспокоюсь о тебе и о нашем ребенке.

Элис вздрогнула: вот эти слова и прозвучали. Но так просто и обыденно, будто это было само собой разумеющимся делом: ты, я, наш ребенок. Она не собиралась сдаваться без боя… Обещание все держать в тайне она уже нарушила, но в запасе оставалось еще несколько отходных вариантов.

— С чего ты взял, что это твой ребенок? — холодно спросила Элис.

— Значит, ты все-таки беременна, — констатировал Мэтью.

— Да, но к тебе это не имеет никакого отношения. — Заметив, как исказилось его лицо, она торжествующе улыбнулась. — Поэтому можешь не волноваться за нас.

— Не стоит этим шутить, — сказал он очень серьезно. — Если ты намеренно хочешь причинить мне боль…

Элис отвела взгляд, стараясь скрыть смущение. Что она, в самом деле, ведет себя, как девица, шантажирующая кавалера возможной беременностью? Это стыдно и недостойно, но все же Мэтью получил по заслугам.

— Хорошо, извини, — начала она после недолгого молчания, нарушаемого лишь завыванием ветра и потрескиванием поленьев в камине. — Просто я еще не решила… В общем, я не знаю, готова ли я стать матерью.

— Что? — Мэтью буквально подскочил на месте. — Но ты же не собираешься…

В его голосе звучал неподдельный ужас: он перевидал за время работы в лондонской клинике сотни женщин, которые из-за ошибок ранней молодости потом уже не могли завести детей. Они соглашались на любое лечение, на любые операции, лишь бы исправить положение. Но чаще всего было слишком поздно, и он не мог им помочь.

И вот Элис так спокойно произносит эти страшные слова, будто речь идет не о живом существе, связанном с ними обоими кровным родством, а о никому не нужной кукле.

— Не понимаю, из-за чего ты так нервничаешь? — Она вызывающе посмотрела на Мэтью, но, не выдержав пристального взгляда, отвернулась. — Это мой выбор, и я сделаю его сама.

— Ты… Ты не имеешь права…

Элис с недоумением покачала головой.

— Интересно, если не я, то кто должен решать мою собственную судьбу? Уж не ты ли?

— Послушай, — негромко сказал Мэтью, — ты, наверное, просто устала. Ничем другим я не могу объяснить твое поведение. Будет лучше, если мы поговорим об этом завтра.

— Не вижу смысла в подобных беседах.

Она придвинулась еще ближе к камину, потому что никак не могла согреться: словно где-то внутри застыл ледяной осколок. Протянув руки к огню, Элис молча наблюдала за алыми языками пламени, отбрасывающими на стены теплый розоватый отблеск. Если бы можно было все изменить… В который раз она представила, как чудесно сложилась бы жизнь: любящая семья, покой долгих вечеров, светлые солнечные дни…

Ее родители были прекрасным примером: отец до сих пор относился к матери с нежностью, которую скрывал за притворно сердитым ворчанием. И Джоан, которая ради него оставила когда-то сцену, отвечала взаимностью. Вот она не испугалась перемен, не поставила на первое место свою карьеру, а ведь подавала большие надежды и могла бы стать известной актрисой.