Схватка - Евгений Шепельский

Кто же размещает хищников рядом с травоядными? Много ума для этого потребовалось. Впрочем, те и другие, наверняка, привыкли…

Тут я увидел, на что смотрели волки.

Подле решетки вольера лежала фигурка в золоченом кафтане. Я разглядел светлые волосы и, мгновенно покрывшись липким потом, сорвался на бег. Время замедлилось, я продирался сквозь клейкий воздух и не мог продохнуть, а сердце ухало в груди, как молот.

Атли, самоуверенная ты дуреха! Если тебя убили — это будет концом Санкструма. Убийства дочери Сандер не простит. Если тебя прикончили — я уже ничего не смогу сделать, Степь накатит волной на империю и сметет ее с карты этого мира раз и навсегда…

Догорающие села, трупы людей и животных, которыми вымощен Серый тракт, цепочки пленников, что тянутся вслед за конниками — все это пронеслось перед внутренним взглядом… И еще я представил, как дряхлые стены Норатора сокрушают тараны, и как в проемы лезут и лезут степняки. Сандер не пожалеет. Он будет убивать и разрушать намеренно, мстя за смерть дочери.

Атли лежала на боку, поджав ноги к животу. Глаза полузакрыты, рот, напротив, распахнут. Лицо и шея — синюшные, кисти рук — тоже. Я склонился над ней, приставил дрожащий палец к шее, пытаясь нащупать пульс, но тут же отдернул руку — дочь Сандера дышала, правда, с такими всхрипами, будто в легких у нее клокотала вода.

Жива, жива, жива!

Но что с ней? Подавилась? Я осторожно перевернул ее на спину, похлопал по щекам. Она слабо застонала, но в себя не пришла. Да что же с ней такое? Может, она эпилептик? Приступ настиг ее, и язык запал, как это бывает у эпилептиков, и душит ее? Я осторожно приоткрыл рот дочери Сандера. Язык на месте, следов пены тоже не видно, зубы — молодцы как на подбор… Познания в медицине на этом иссякли. И все-таки — пульс. Я приложил палец к шее: сердце билось часто и слабо. Умирает…

— Атли! Атли!

В ответ слабый стон. И свистящие хрипы из груди.

Я подхватил ее на руки и, огибая загон с яками, помчался к озерку. Тяжесть ее тела казалась непомерной… Вспугнув стайку уток, уложил Атли боком на прибрежную траву. Плеснул в лицо водой, ощущая свое полнейшее бессилие. Атли застонала. Подбежали служка и Алые. Служку услал за врачами, гвардейцам велел дежурить в стороне. Они — мои единственные свидетели того, что дочь Сандера… умерла своей смертью. Хотя владыка Степи, конечно, не поверит, решит, что его чадо, скажем, отравили, и отомстит… сполна.

А может, и впрямь отравили?

Дрожащей рукой я извлек веточку мертвожизни, поднес к телу… Никакой вибрации. Яда — нет. Но Атли — умирает…

Я принес еще воды, плеснул на грудь, на лицо. Атли слабо заморгала — чистейший рефлекс, никакой сознательной реакции.

Остается ждать… Ждать смерти.

Так прошло десять минут. А может, целая вечность. Я стоял на коленях перед Атли и слушал ее хриплое дыхание.

Пока явятся имперские лекари, она умрет.

Несмело, будто пробуя голос, в вольере завыл волк.

Я оглянулся. Чертовы твари…

Завыл еще один волк. И еще. И затем вся стая, больше десяти серых мохнатых тварей, тоскливо завыла практически в унисон. Смотрели они, разумеется, на меня, крейна Арана Торнхелла, и видели в теле Торнхелла чужую душу.

Атли застонала, перевернулась на спину и начала кашлять. Я уложил ее на другой бок, и она немедленно поджала ноги к животу, не переставая кашлять с такими хрипами, словно намеревалась выкашлять легкие.

Мне показалось, или синюшность немного сошла с ее лица? Только бы не показалось!

Нет, это правда: на щеках проявился слабый румянец, дочь Сандера перестала кашлять и дышала уже немного ровнее.

Внезапно кое-что прояснилось. Я метнул взгляд на волков, перевел на Атли. Черт возьми, да ведь она — банальный аллергик! Зоопарк — настоящий рассадник аллергенов, тут полно шерсти разных видов, а дочь Сандера, видимо, спокойно переносила лошадей и кошек, и большинство животных тоже, но с волками номер не сыграл — именно на волчью шерсть у нее случилась аллергия, вылившаяся в приступ атопической астмы.

Всего-навсего. Как только воздействие аллергена исчезло, симптомы начали спадать, хотя сколько они еще продлятся — неизвестно.

Прочь из зоосада, прочь от аллергенов, которые может принести ветром!

Я подхватил ее на руки (теперь она казалась невесомой) и понес, ударяясь коленями о ее дурацкие сабли, понес, все убыстряя шаги, к выходу из зоосада. Уже у самого выхода она раскрыла глаза и протяжно вздохнула.

— Торнхелл, ар-р… Ты заставил себя ждать!

— Я проспал.

Она засмеялась, не удивляясь тому, что лежит у меня на руках, потом сказала, откашлявшись:

— Х-хо! Впервые слышу, чтобы мужчина в таких обстоятельствах говорил правду. Волки воют… Почему они воют? Я так люблю волков… Они знают о преданности и не боятся быть сильными… Ты похож на волка, я уже говорила…

— У тебя был приступ, — сказал я.

Она прикрыла глаза, затем сделала усилие, и обвила руками мою шею; я перехватил ее тело, и теперь она удобно сидела на моих руках: маленькая, горячая.

— Я знаю. Редко, но у меня бывает… Не могу понять, почему… Никто не может понять, почему… Началось еще с детства, и с каждым разом все сильнее и страшнее, я почти умираю, я не могут дышать… Я не слабая, Торнхелл… И сегодня случилось… И странно, что приступ миновал так быстро… потому что раньше приступы длились по несколько часов… Я вижу солнце, Торнхелл, и оно говорит мне: прошло совсем немного времени…

Еще бы. Не появись я возле вольера, приступ атопической астмы спровадил бы тебя на тот свет, потому что никто не убрал бы тебя от источника аллергенов.

— Ты лежала у клетки с волками. От них… ты получила свой приступ. Я вынес тебя оттуда и сделал это вовремя. Твое тело… не любит четвероногих волков, Атли.

Я уловил недоуменный взгляд, она вновь сотряслась в кашле. Как же пояснить, чтобы она поняла и приняла… чтобы не обиделась, что задел ее любимых зверей.

— Послушай… Я знаю, почему у тебя случаются приступы. Ты любишь волков, и тебе случалось, возможно, играть с волчатами, или же носить волчий мех… Но наши тела могут не любить шерсть некоторых животных… Мы вдыхаем мелкие частицы шерсти, и тело начинает сопротивляться, и порой — сопротивляется сильно, так, что спирает дыхание, а легкие наполняются жидкостью.

Ее глаза блестели.

— Да, кажется, я понимаю… Не знаю, откуда ты это взял, но ты, кажется, прав…

Она признала! Я-то ожидал, что она начнет сопротивляться. Но… порой женщины оказываются гораздо сметливей мужчин.

— Ар-р, Торнхелл, ты прав насчет волчат, волков и волчьей шерсти! Ты прав, и я признаю это! И вот что я тебе скажу: двуногие волки — намного лучше. Ты лучше. И ты… спас меня сегодня…

Она поцеловала меня в губы. Не просто чмокнула, поцеловала.