Итан слушает - Катрина Кейнс

– Никогда не понимала, почему все так боятся твоей правды.

В свет, пробивающийся внутрь пещеры, Орсо вползла, чуть покачиваясь, медленно перебирая всеми восемью суставчатыми лапами. Кожа ее была белой, как ангельские крылья, а редкая шерсть и волосы, обрамляющие узкое исхудавшее лицо, – ядовито-розовыми. По тому, как она передвигалась, как упиралась руками туда, где ее человеческая талия перетекала в громоздкое паучье тело, было ясно одно. Ткачиха судеб голодала.

Когда пропускаешь сквозь пальцы чужие судьбы, вытягиваешь нити жизней, сматываешь их в клубки, – обычных мух уже недостаточно. Под мухами подразумевались, конечно, заблудившиеся олени, стайки лягушек и прочие деликатесы, которыми Орсо привыкла питаться, пока кожа ее еще не обесцветилась. Но с каждым годом ей хотелось все больше и больше, пока однажды мясо не начало отдавать на вкус ядом, а кровь – гнилой водой. Бригадир знал таких и прежде. Это сложно – обладать огромной властью и не злоупотреблять ею. К счастью, задача Бригадиров чаще всего сводились именно к злоупотреблению. Клин, как говорится, клином.

– Правды все боятся. – Он пожал плечами и развел руки в стороны, вновь показав когти и алые жилы, на которых они держались.

– Тебе даже в глаза толком не посмотришь. Я думала, нужно смотреть прямо в душу, когда собираешь правду.

– Так тоже неплохо. Клыки-то мои ты видишь.

Орсо покосилась на звериный череп, который Бригадир носил на манер шлема. Из-под массивной челюсти была видна ухмылка. Вечная саркастическая ухмылка Бригадиров, приправленная расползающейся по подбородку любовью. Чертовски забавный эффект.

– И что ты пришел сказать? Или просто перережешь все мое кружево и спляшешь на его останках самбу?

– Паучиха Орсо. – Голос Бригадира вдруг потерял свою прежнюю насмешливость, стал глубже и вкрадчивее. – Ты пожираешь чужие судьбы. И я здесь именно поэтому.

Он не успел. Плотные белые нити – почти бинты – стянулись в кокон, задние лапы паучихи резко потянули назад, и Бригадир очутился под потолком, в плену клейких судеб.

Орсо закрыла два глаза – остальные шесть продолжили смотреть – и улыбнулась, ощеривая вторую челюсть.

Она была голодна. И почти уверена, что Бригадиры на вкус не хуже чужих судеб.

* * *

– Что это? – Итан принял из рук Элизабет черный шуршащий пакет.

– Не волнуйся, всего лишь парочка призраков на случай войны.

Итан разжал пальцы, и пакет плюхнулся на траву. Кэй захихикала.

– Ит, успокойся, она шутит! – Мертвый джинн Мэпллэйра подошла к водяному жеребенку и почесала его за гребешком. Синяя кожа была на удивление мягкой.

– Ты умеешь шутить?

Элиза нахмурилась.

– Я выгляжу достаточно оскорбленной, чтобы ты в это поверил?

– И что там? – Итан поднял пакет, все еще не решаясь его разворачивать. Судя по небольшому весу, внутри и вправду могла прятаться парочка эктоплазматических тварей.

– Благодарность. Залезла в копилку – все-таки вы мне помогли. Разделите сами, я в этом не мастер. – Элиза поправила бантик на подоле платья и взяла маленького келпи на руки. – Надо же, какой легкий и теплый!

Элизабет улыбнулась так искренне и по-детски, что Итан посчитал это куда лучшей наградой за свои труды. Впрочем, труды заключались в сдерживании паники и посещении библиотеки. По сравнению с багровыми тенями, охотящимися за чужими сердцами, дело было плевым.

– Элиза, не стоило. – Итан совсем смутился. – Всего лишь книжки…

– Глупости говоришь. Я знаю много легенд, но почему-то не слышала о всяких водянистых пони. К тому же мистера Купера я одна не выдерживаю…

Итан промолчал. Что тут скажешь? Библиотекарь и ему не особо понравился. Как вообще может понравиться парень, который тенью следует за тобой и бросается чужими телефонами? Повезло еще, что розовый подарок Кэйлин оказался совершенно неубиваемым.

– Тогда… – Итан поправил очки и покосился на жеребенка, который почему-то вперился в него немигающим взглядом. – Всего тебе хорошего, был рад познакомиться.

Элизабет с готовностью пожала протянутую руку своей маленькой ладошкой. Проводив друзей до низенькой калитки, Мисс Рихель рассеянно почесала келпи за напоминающим ракушку ухом и подумала, что Мэпллэйру повезло. Вряд ли еще какой городок в округе похвастается мертвым джинном и серым парнем, которые готовы за «спасибо» разбираться со всякого рода чертовщиной.

В это же мгновение маршрутный автобус на полной скорости выскочил из-за угла. Казалось, за ним гонятся: с чего бы еще водителю так нестись по главной улице, где и ограничения установлены? Кэйлинна среагировала мгновенно – сказывалась нежелательная практика. Параноиком тому, кто не способен до конца умереть, не стать, но вот внимательность сама стучится в двери.

Итан пулей выскочил на тротуар, – так сильно его толкнули – и бок автобуса ударил Кэй, которая, кажется, сама подставила плечо. Остановить автобус она все равно не смогла (в конце концов, на нее же не воздействовали гамма-лучи), и потому Окделл, обернувшись, увидел только белый кусок ткани на темном асфальте.

Кровь была повсюду. Бешеный автобус даже не остановился.

Эва Моралес каждое утро просыпалась в своей постели. Выключала назойливый будильник, чистила зубы, выпивала чашку кофе и надевала форму: штаны, рубашку, куртку и кожаные сапоги. Пристегивала пистолет со звучным названием «Патриот» и проверяла нож в потайном кармане. Приводила в порядок вьющиеся каштановые волосы. Запирала дверь, здоровалась с соседкой, выгуливающей своего пса в шесть утра вот уже целых три года подряд, и переходила Драконий мост. Прямо за мостом, на пересечении Седьмой авеню и Хвойной улицы, находилось невзрачное здание, куда редко заглядывали гости. Оно и было постоянным местом работы Эвы, детектива местного отделения полиции под номером восемьсот восемь. Весь путь от дома занимал у нее не больше десяти минут, и потому ночевать в участке ей не приходилось. Хотя с таким уровнем преступности, как в Мэпллэйре, на работе вообще никому из отдела ночевать не приходилось.

– Йо, Эва!

Барон уже ждал на своем обычном месте, за углом. Штопаный цилиндр покачивался в такт его дерганым движениям, а рука с пустой консервной банкой дрожала. Видимо, давненько не колдовал.

– Барон! – Моралес отвесила шутливый поклон и пронесла руку над банкой.

Звякнула монета. Эва машинально заглянула внутрь – никаких денег. Никто и никогда не жертвовал Барону ни цента, тем не менее они всегда оседали на дне посудины из-под консервированных ананасов. Эва не любила ананасы. И не верила в вуду, хотя продолжала звать Барона Бароном. Это было так же естественно, как называть кофе без сливок черным.

– Сколько сегодня?

– Ровно на одного восставшего мертвеца. – Попрошайка качнул цилиндром, с которого тут же посыпалась какая-то зеленоватая пыль.