Чародей - Трой Деннинг

служит сейчас, — продолжал Теламонт. — Я говорю тебе это, чтобы ты знал, что я вознаграждаю тех, кто помогает мне, вечной преданностью, даже после того, как они потеряли свою полезность и стали обузой.

Малик склонил голову.

— Для меня большая честь, что ты так со мной обращаешься.

— Я мог бы, — сказал Теламонт, и в его голосе снова зазвучала опасная холодность, — если бы в этом фиаско не было твоей вины.

— Моей вины? — Малика прошиб холодный пот. — Как я мог провиниться, Высочайший?

— Это произошло потому, что мы не предвидели плана фаэриммов. Мы не предвидели их плана, потому что у нас нет знаний, которые мой сын Мелегонт передал Галаэрону. У нас нет Галаэрона, потому что он все еще в Арабеле. Разве ты не говорил мне, что если мы пошлем Валу в качестве постельной рабыни Эсканора, Галаэрон вернется в Шейд и попытается спасти ее?

— Возможно, я сказал, э…ух... — Вынужденный проклятием Мистры сказать точную правду, Малик запнулся и остановился, затем был вынужден продолжить. — Я действительно сказал, что это самый верный способ отвлечь его в спешке. У меня нет ни малейшего ... э-э ... разумного убеждения, что мой план все-таки сработает ... в конце концов.

Глаза Теламонта стали белыми и ледяными.

— В конце концов, моему терпению придет конец. Можно даже сказать, что сейчас оно уже идет на убыль.

В горле Малика появился комок размером с кулак, но он все же сумел сказать:

— В самом деле?

Теламонт молчал. Малик почувствовал, как кровь отхлынула от его головы, и понял, что близок к обмороку, что вряд ли могло внушить доверие Высочайшему. Зная по своему долгому опыту торговца и шпиона, что лучший способ скрыть слабость – это блеф, он заставил себя встретиться взглядом с Теламонтом. Ты должен знать, что, служа Цирику, я получил сотни ран и похуже, — это было самое правдивое заявление, которое он когда-либо делал. — Если ты хочешь вдохновить меня, ты должен сделать что-то получше.

Темнота под капюшоном Теламонта замерла от потрясения.

— Ты смеешь требовать милости?

— Когда риск велик, награда должна быть еще больше, — сказал Малик. — Это первое правило бизнеса, которому научил меня мой мудрый отец.

Теламонт несколько мгновений стоял неподвижно, недоверчиво глядя на Малика. Наконец, фиолетовый полумесяц улыбки появился под его глазами.

— Тогда как хочешь, — сказал он. — Приведи ко мне Галаэрона Нихмеду, и ты назовешь свою цену. Потерпи неудачу... И я назову свою.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

16 Флеймрула, Год Дикой магии

Даже если бы между Галаэроном и Рухой не было гигантского разрыва в караване, группа богатых горожан, устроивших прощальную вечеринку у городских ворот, практически объявила, что Арис из Тысячи Ликов покидает город. Арабельцы явились во всем своем великолепии, многие стояли в задрапированных шелком повозках рядом со своими последними приобретениями – шедеврами из гранита и мрамора, купленными накануне по бросовым ценам. Все глаза были прикованы к длинной веренице всадников и тягловых животных, идущих по улице, и как только зрители увидели необъяснимое пространство, по которому шел невидимый гигант, они подняли сверкающие бокалы шампанского в молчаливой дани уважения.

— Я бы сказал, что твоя идея сработала, Руха, — тихо сказал Галаэрон. — Если бы мы наняли глашатая, чтобы он всю ночь бродил по улицам, мы не смогли бы быстрее распространить нашу «тайну».

— Да, я всегда считала, что самый верный способ заявить о чем-то –сказать, что нужно хранить это в тайне, — сказала Руха. — Я только надеюсь, что Арису не было больно расставаться с таким количеством работ так дешево.

— Почему это должно причинять мне боль? — прошептал Арис. — Их владельцы будут наслаждаться этими вещами еще больше, и мне не придется носить с собой так много золота.

— Есть много арабельцев, которые были бы счастливы взвалить на себя это бремя за тебя, — сказал Галаэрон. — Судя по тому, как они копят эту дрянь, можно подумать, что они ее едят.

Когда передняя часть каравана достигла сторожки у ворот, хозяин каравана выскользнул из очереди, чтобы заплатить налог за ворота. Казначей чопорно выпрямился и сделал вид, что подсчитывает каждое тягловое животное, проходящее через ворота. Его стражники стояли по стойке смирно, их взгляды были прикованы к противоположной стороне арки, а алебарды были выставлены в полный рост. Хотя кормирские чиновники считались в целом честными, по крайней мере, по человеческим стандартам, они были не более склонны к постоянному усердию, чем другие люди, и Галаэрон понял, что доброжелатели Ариса были не единственными, кто спустился, чтобы проводить их. Когда подошла их очередь проходить под аркой и пересчитываться, Галаэрон заглянул в стрелковую петлю позади стражников и обнаружил знакомый каскад золотых волос, сияющих в глубине сторожки. Он склонил голову в знак благодарности. Волосы придвинулись ближе, и знакомое лицо принцессы Алусейр появилось с другой стороны петли. Ее глаза были красными и стеклянными, хотя невозможно было сказать, от слез или от усталости.

— Спасибо. — Галаэрон произнёс эти слова одними губами, не произнося их вслух. — Ваша доброта зажгла моё сердце.

Алусейр улыбнулась.

— И твоё мужество – моё. Она тоже произнесла эти слова беззвучно. — Сладкой воды и легкого смеха, мой друг.

— Живите хорошо.

Галаэрон не дал традиционного ответа «скоро вернусь», потому что они оба знали, что он не вернется в Кормир. — Пусть ваше королевство восторжествует, и ваш народ познает мир.

Галаэрон не был уверен, что Алусейр видела достаточно этого последнего желания, чтобы понять, потому что она исчезла за краем петли для стрел, когда караван продолжил движение вперед. Они прошли под шипами железной решетки и протопали по подъемному мосту к началу Главного Тракта. Как только они оказались за городскими стенами, небольшая армия нищих – фермеров и ремесленников, обездоленных разрушениями Войны с Гоблинами, вышла из палаток и ветхих хижин Города Нищих, чтобы просить милостыню. Арис сунул мешки с золотом Галаэрону и Рухе, которые пытались не привлекать внимания к щедрости своего друга, провозглашая:

— Вот тебе медяк, и крепко прижимая подарок к руке просителя каждый раз, когда они раздавали одну из