Владыка морей - Эмилио Сальгари

— Черт возьми! — воскликнул Янес, внимательно наблюдавший за появлением неприятеля. — Этих негодяев, однако, более чем достаточно. Хотя их военное искусство и не очень высоко, они зададут нам порядочно работы.

— Их, пожалуй, будет не меньше четырехсот, — заметил Тремаль-Наик.

— Да к тому же у них еще имеется нешуточный осадный парк, — добавил португалец, видя, как из леса вынырнуло до дюжины лил и миримов. — Чтоб его разорвали черти, этого каналью пилигрима! Он, по-видимому, знает-таки толк в войне и заботу об артиллерии ставит на первый план.

— Янес! — обратился к нему Тремаль-Наик, в голосе которого чувствовалось какое-то напряжение. — Ты уверен, что мы будем в состоянии долго сопротивляться?

— Что касается артиллерии, то мы несколько слабоваты по сравнению с ними. Но это, разумеется, не помешает нам как следует почистить их ряды, если они вздумают брать нашу крепость приступом. Лишь бы только хватило съестных припасов, а продержаться мы сумеем…

— Я уже сказал тебе, что этого добра у нас достаточно. Все навесы переполнены ими.

— Остается, значит, только ждать возвращения Каммамури. Узнав, что мы находимся в опасности, Сандакан не замедлит прислать нам подкрепление. Чтобы добраться до береговой полосы, требуется не больше недели, и можно надеяться, что сейчас Каммамури уже достиг Мопрачема.

— А если вдруг Сандакан почему-либо не пришлет нам подкрепление?..

— Тогда мы уйдем отсюда сами, — ответил Янес со своим обычным спокойствием. — Через две недели осаждающих вряд ли будет так много, как теперь. Мы ведь не картофелем будем заряжать наши спингарды, а кое-чем посущественнее.

Пока Янес и Тремаль-Наик продолжали обход стен, даяки расположились вокруг фактории, держась за пределами пространства, доступного пушному огню, и поспешно готовили из земли и камней маленькие укрепления для своих орудий, чтобы вести обстрел фактории с наибольшим удобством.

Хотя прочным, как железо, стенам кампонга эти орудия не могли причинить значительного вреда, все же Янес, поднявшийся на башенку для обзора долины, не мог удержаться от жеста неудовольствия.

— Проклятый пилигрим, вероятно, когда-нибудь сам был солдатом, — сказал он, — даяки никогда не додумались бы до таких стратегических тонкостей, как укрепления для пушек.

— Ты видишь его? — спросил Тремаль-Наик. — Вон он стоит на высоком пне, только что срубленном даяками для укрепления насыпи.

Янес внимательно посмотрел в указанном направлении, потом направил в ту сторону морской бинокль.

Там возвышалась фигура рослого худого человека, одетого в белый костюм, вышитый золотом, и высокий зеленый тюрбан, надвинутый почти до самых глаз.

На вид ему можно было дать лет пятьдесят-шестьдесят. Черты его лица были гораздо более тонкими, чем у представителей тех рас, которые преобладают на больших малайских островах.

— Он похож на араба или на бирманца, — сказал Янес после продолжительного наблюдения, — во всяком случае, это не даяк и не малаец.

— Не приходилось ли тебе когда-нибудь встречаться с ним? — спросил Тремаль-Наик.

— Я все роюсь в памяти. И чем больше я роюсь, тем больше убеждаюсь, что с этим человеком я никогда не имел никаких дел. Ах!.. Смотри! Боевой танец. Это плохой признак.

— Почему, Янес?

— Это значит, что даяки готовятся к решительной битве. Они всегда возбуждают себя этими дикими танцами, а уже потом берутся за оружие.

— Самбильонг, ступай, предупреди людей, чтобы они были готовы. Да распорядись, чтобы на всех четырех углах фактории было поставлено по спингарде. Эта предосторожность будет, думаю, далеко не лишней.

Сотни полторы даякских воинов, державших обеими руками остро отточенные сабли, отделились от остального войска и, выстроившись в четыре колонны, двинулись к кампонгу для исполнения воинственного танца.

Шагах в пятистах от стены они остановились, издали вызывающий боевой клич, разбились на четыре больших кружка и начали свой беспорядочный танец.

В центре образованных ими кругов были сложены предварительно принесенные паранги, среди которых для большего эффекта было помещено несколько, по-видимому, только что отрубленных человеческих голов.

Увидев эти головы, Янес сделал негодующий жест.

— Несчастные! — воскликнул он. — Они положили там головы моих людей, трупы которых, вероятно, выловили в реке после взрыва «Марианны». Они поплатятся за эту гнусную выходку!

— Хочешь, мы начнем их обстреливать сейчас же? — предложил Тремаль-Наик. — Они как раз находятся на расстоянии выстрела.

— Нет, — ответил португалец, — первый выстрел должен быть с их стороны.

Даяки между тем продолжали вертеться как сумасшедшие или пьяные, издавая дикие крики, размахивая руками и извиваясь, как черви. Этот танец продолжался добрых полчаса. Затем усталые, измученные даяки подобрали свои доспехи и вернулись к главным силам.

Наступила глубокая тишина, продолжавшаяся несколько минут. Затем вдруг неистовый рев потряс воздух.

—Что это? Не готовятся ли они к атаке? — спросил Тремаль-Наик Янеса, который снова навел свой бинокль на толпу даяков.

— Нет, — ответил тот. — Я вижу какого-то человека с небольшим зеленым флагом в руках. Это, вероятно, парламентер, которого посылает к нам пилигрим.

— Чтобы предложить нам сдаться?

— Во всяком случае, не мир.

В самом деле, какой-то даяк, по-видимому, заслуженный воин, как можно было судить по длинным перьям, украшавшим его голову, и по необыкновенному количеству медных браслетов на руках, шел по направлению к кампонгу, сопровождаемый другим даяком, который нес с собой большой деревянный тамбурин.

— Вот так парламентер! — воскликнул со смехом португалец. — Вместо трубы идет к нам с тамбурином, как и подобает заправскому даяку. Сойдем-ка вниз, Тремаль-Наик, послушаем, что хочет передать нам даякский генералиссимус.

Едва только они покинули башенку и сошли вниз, как парламентер уже достиг кампонга и заявил, что хочет переговорить с «белым человеком», то есть с Янесом.

— Вы ошибаетесь, — возразил португалец, с любопытством глядя на парламентера. — Хозяин этого здания вовсе не я.

— Это ничего не значит, — возразил парламентер. — Пилигрим из Мекки, потомок великого пророка, желает, чтобы я вел переговоры только с белым человеком, братом Малайского Тигра.

— Черт возьми! — воскликнул Янес, смеясь. — Два брата разного цвета и разных рас… Этот пилигрим, вероятно, круглый дурак. Ну ладно! Говори мне, что поручил тебе сообщить потомок пророка.

— Он послал меня возвестить, что на этот раз дарует жизнь тебе и твоим людям, но с условием, что ты выдашь ему Тремаль-Наика и его дочь.

— Зачем они ему?

— Чтобы казнить их, — спокойно ответил посланец.