Старая Контра - Павел Марушкин

– Из горной агавы. – Иерофант пригладил бороду и достал два гранёных стакана.

– Э! Да там червяк внутри! – пригляделся Иннот.

– Не отвлекайся. Это правильный червяк, он там и должен быть… Тебе сколько?

– По рубчик, как положено… – несколько рассеянно произнёс каюкер.

– Соображаешь! – Иерофант нацедил жидкость в стаканы. – Ну, будем! Да низойдёт на нас мудрость змия!

Несколько минут прошло в молчании.

– Хорошая штука, – оценил каюкер. – В теле появляется этакая приятная лёгкость…

– Мозг, главное, чтобы мозг прояснился. – Старец достал из-под стола банку солёных огурцов. – Это на потом, – предупредил он. – Ежели совсем по правилам, то полагается дольку лимона посолить и на язык; но лимоны у нас закончились… Да и вообще: после первой не закусываем, понял? Попытайся-ка ещё раз припомнить облик Шамполамо. В мельчайших подробностях, если можешь: веснушки, родимые пятна…

– Ничего этого, насколько я помню, у него нет. Кроме того, его одежда словно нарочно имеет такой фасон, чтобы скрывать особенности облика. Широкополая шляпа бросает тень на всё лицо, балахон просторный… Но он, безусловно, худощав.

– А руки? Он ведь не носит перчаток?

– Нет, не носит… – Иннот сосредоточился.

Пожалуй, он обратил внимание на кисти рук Подметалы только один раз: в харчевне «Жареная картошка форева». Помнится, ухайдакер тогда заказал виски; вот он берёт стакан, подносит его ко рту…

– Кисти рук у него загорелые; пальцы тонкие, но сильные… Что ещё? Вроде бы маленький белый шрам на тыльной стороне ладони, напротив безымянного пальца…

– На какой руке?

– Э-э… На левой? Да, точно, на левой.

– Достаточно. – Иерофант глубоко вздохнул. – Это он, сомнений быть не может.

– А шрам откуда? Постой, дай-ка угадаю: он в своей гордыне вызвал на бой одного из корифеев…

– Нет, он порезался во время дежурства по кухне, открывая консервную банку.

– Ну вот, только я начал проникаться романтическим духом! – огорчился каюкер. – Но каким образом я мог видеть его полгода назад? Слушай, а может, у него есть брат-близнец?

– Нет у него никакого брата…

– Тогда, может, двойник?

– Двойник, который выглядит лет на двадцать старше, но с таким же шрамом на руке? Да зачем всё это, вразуми меня предки?!

– Стоп! Я вспомнил! – Иннот вскочил и возбуждённо забегал туда-сюда по комнате. – Наш разговор! Он сказал мне, что устроил каюк настоящему Подметале, в смысле, тому, который положил начало легенде, семнадцать лет назад! А ты сказал, будто ему двадцать два! Если прибавить семнадцать к двадцати двум, будет тридцать девять!

– И что?

– А то, что это вполне может быть его истинным возрастом: он и выглядит лет на тридцать пять – сорок!

– Не понимаю твоей мысли, чужеземец.

– Я тоже не понимаю… Просто странно совпали цифры. – Иннот снова уселся на свой табурет.

Возбуждение оставило его; он и сам не понимал, с чего вдруг так разошёлся. Краешек догадки мелькнул и спрятался, словно солнечный луч в облаках.

– Может, мы не с той стороны заходим? – спросил через некоторое время каюкер. – Может, всё дело в этой самой волшебной палочке? Скажи-ка мне такую вещь: для сокровищницы та комнатуха не слишком-то хорошо охраняется…

– Не делай поспешных выводов, – погрозил ему пальцем иерофант. – То, что я легко туда вошёл, не означает, что это может сделать каждый.

– А кто?

– Только я либо корифеи. Сенсоры некоторых дверей настроены селективно… В смысле, реагируют на определённый рисунок ауры.

– А отключить их что, нельзя?

– Можно… Собственно, Чаква так и поступил; причём после кражи восстановил всё, как было.

– Есть ли смысл возиться с такой сложной техникой, если не имеешь представления, что крадёшь?

Старец крякнул.

– Да, план у него, безусловно, имелся. Если помнишь, я сказал, что кража обнаружилась далеко не сразу. Этот мерзавец не просто похитил артефакт – нет, он подменил его! Не зря возникло это увлечение резьбой по дереву; думаю, он готовился к похищению уже тогда. Вытачивал подделку… Возможно, и попытка стать корифеем была лишь частью его коварных замыслов.

– Но что подвигло его на это? Может, он всё-таки нашёл способ воспользоваться заключённой в палочке магией?

– В таком случае, он должен быть умнее меня, – сказал иерофант, наливая по новой. – А этого просто не может быть: я старше его на два звания.

– Гм… Но он, возможно, не умнее, а хитрее. – Иннот вытер выступившие на глазах слёзы и со стуком поставил опустевший стакан. – Это ведь разные вещи. Ты понимаешь, о чём я?

– Да ты пойми: как только неспециалист активизирует эту штуковину, то либо моментально отключится и впадёт в кому, либо станет полным идиотом – она попросту выжжет ему все мозги.

Иннот потянулся к банке, достал огурец и захрустел им.

– Ну давай предположим на минутку, что ему это удалось. Что он тогда способен сделать?

– Гм… Да всё что угодно. Палочка наделяет практически неограниченной властью; более того, ты моментально предвидишь полсессвия… То есть последствия– каждого возможного действия. Стоит тебе только помыслить о нем, как ты… Ик! Моментально понимаешь, что изменится в структуре мира. Поэтому-то ею и нельзя пользоваться: ни один человек не может видеть и понимать ВСЁ. Даже Великим Магам это под силу лишь очень короткое время.

– Да ты постой… Погоди… Я вот о чём спрашиваю: что он сам хотел? В смысле, Шамполамо?

– Ну… Я бы сказал, что его всегда привлекала власть.

– Власть? Не деньги, не материальные эти самые… блага, а именно власть?

– Да, причём власть реальная и анонимная, понимаешь, нет? Без недостатков публичности… Он хотел быть вершителем судеб, безликим и неумолимым!

– То есть фактически Великим Магом?

– В точку! – Палец иерофанта упёрся в грудь Ин-нота. – Наливай ещё.

– А это возможно? – каюкер перевернул бутыль и потряс её, вытряхивая последние капли.

– Чисто теоретически – нет… Но иногда, говорят, случается, – иерофант придирчиво осмотрел огурец и надкусил его кончик, – иначе откуда бы они брались, в самом деле?

– А палочка…

– Далась тебе эта палочка! Я ещё раз объясняю: человек… Ею… Воспользоваться… Эможет… В смысле, не может… Ну сам посуди: на кой всяким придуркам власть над пространством и временем, а?

Иннот схватил со стола банку и опрокинул её себе в рот, глотая рассол.