Том Сойер за границей - Марк Твен

– Разве это не твои верблюды?

– Мои.

– У тебя есть долги?

– У меня? Нет.

– Ну, так вот: человек, у которого сотня верблюдов и нетдолгов, – богат, и не просто богат, а очень богат. Разве не так?

Погонщик верблюдов с этим согласился. Тогда дервиш сказал:

– Бог сделал тебя богатым, а меня бедным. У него были на тосвои причины, и причины веские, да прославится имя его! Но он повелел, чтобыбогачи помогали беднякам, а ты оставляешь меня, брата своего, в нужде, и онпопомнит тебе это, и ты на этом прогадаешь.

От таких слов погонщику верблюдов стало не по себе, но всеравно он от рождения был очень жадный и ему было жалко даже с одним медякомрасстаться, и вот он принялся хныкать и объяснять, и сказал, что времена нынчетяжелые, и, хотя он доставил в Басру [8] большой груз и получил за него жирныйкуш, обратно он идет порожняком и потому на этом переходе не особенно многозаработал. Тогда дервиш пошел дальше, сказав:

– Ладно, поступай как хочешь, да только я думаю, что на этотраз ты сделал ошибку и упустил счастливый случай.

Ну, ясно, погонщику верблюдов захотелось узнать, какойсчастливый случай он упустил, – вдруг тут деньгами пахнет! Кинулся он задервишем и стал так жалобно упрашивать простить его, что дервиш наконец сдалсяи говорит:

– Видишь вон тот холм? Так вот – в этом холме заключены всесокровища мира, и я ищу человека с добрым сердцем, мудрого и великодушного, акогда я его найду, я натру ему глаза особой мазью, и он увидит сокровища исможет их оттуда забрать.

Тут погонщик верблюдов прямо весь вспотел от огорчения. Онначал плакать и стонать и на коленях умолять дервиша. Он сказал, что он именнотакой человек и есть, и еще сказал, что может привести тысячу свидетелей,которые подтвердят, что никогда еще никто так точно его не описывал.

– Ладно, – сказал дервиш. – Если мы нагрузим сто верблюдов,ты отдашь мне половину?

Погонщик был так счастлив, что чуть не запрыгал от радости исказал:

– Вот теперь ты говоришь дело!

Ударили они по рукам, дервиш вытащил шкатулку и натерпогонщику правый глаз той самой мазью, и тогда холм открылся и они вошли, а тамлежали огромные груды золота и драгоценных камней и так ярко сверкали, чтоказалось, будто все звезды упали с неба.

Ну вот, они с дервишем бросились к драгоценностям инагрузили на каждого верблюда столько, сколько он мог выдержать. Затем онираспрощались, и каждый отправился своей дорогой с полсотней верблюдов. Однаковскоре погонщик бегом бросился обратно, догнал дервиша и говорит:

– Ты не вхож в общество и тебе вовсе не нужно то, что тыполучил. Будь добр, дай мне еще десять верблюдов.

– Ладно, – говорит дервиш, – может, ты прав.

Дервиш отдал ему десять верблюдов и пошел дальше составшимися сорока. Но погонщик опять с воплями бросается за ним, хнычет иноет, и просит отдать ему еще десяток верблюдов, потому что, говорит он,тридцать верблюдов вполне достаточно, чтобы прокормить дервиша: они ведь живуточень бедно, своего хозяйства не ведут, а обедают где придется и толькорасписки оставляют.

Но тем дело не кончилось. Этот подлый пес возвращался сноваи снова, пока не выклянчил всю сотню верблюдов. Тут он успокоился, и был оченьблагодарен, и сказал, что всю жизнь будет помнить дервиша, ибо никогда еще невстречал такого доброго и щедрого человека. Они пожали друг другу руки и сноваразошлись.

Но не прошло и десяти минут, как погонщику верблюдов и этогопоказалось мало – он был самый подлый гад во всех семи графствах, – и он сноваприбежал к дервишу. На этот раз он захотел, чтобы дервиш натер ему мазью другойглаз.

– Зачем? – спрашивает дервиш.

– Сам знаешь зачем, – ответил погонщик.

– Что я сам знаю? – говорит дервиш.

– Тебе меня не одурачить, – говорит погонщик. – Ты от менячто-то утаить хочешь, – ты сам отлично знаешь. Понимаешь, я думаю, что еслимазь будет у меня и на втором глазу, то я увижу гораздо больше драгоценностей.Пожалуйста, натри мне глаз мазью.

Дервиш ему отвечает:

– Ничего я от тебя не утаивал. Знаешь, что будет, если янатру тебе второй глаз мазью? Ты больше никогда ничего не увидишь. Ты на всюжизнь останешься слепым.

И знаете, этот пройдоха ему не поверил. Нет, он просил, иумолял, и хныкал, и канючил до тех пор, пока дервиш не открыл свою шкатулку ине велел ему сделать самому, что он хочет. Он это сделал и, разумеется, в тотже миг ослеп.

Тогда дервиш стал над ним смеяться, дразнить его иподшучивать над ним, а после и говорит:

– Прощай. Слепому драгоценности ни к чему.

И ушел с сотней верблюдов, а того жалкого и несчастногочеловека бросил одного до конца его дней бродить в пустыне.

Джим сказал:

– Бьюсь об заклад, что это был для него хороший урок.

– Да, – сказал Том, – такой же, как многие другие уроки,которые человек получает. Толку от них все равно нет – ведь ничего такогоникогда второй раз не случается, да и не может случиться. Помните, когда ХэнСковил свалился с трубы и сломал себе спину, то все говорили, что это для негобудет хороший урок. Что это за урок? Какая ему польза от такого урока? Онбольше не мог лазать по трубам, ломать ему больше было нечего – второй-то спиныведь у него нету.

– Все равно, масса Том, всему на собственном опытенаучаешься. В писании сказано, что кто на молоке обжегся, тот на воду дует.