Мифология. Бессмертные истории о богах и героях - Эдит Гамильтон

Около 80 г. н. э. великий древнегреческий писатель Плутарх, находясь вдали от дома, получил известие о смерти своей маленькой дочери — удивительно приветливой и кроткой, по его словам. Он отправляет жене утешительное послание: «Касательно слышанного тобой, дорогая, о том, что душа, расставшись с телом, исчезает и ничего не чувствует, я знаю: поддаться подобным убеждениям тебе не позволят священные, честные клятвы, принесенные на вакхических таинствах, которые известны нам, состоящим в этом братстве. Мы считаем незыблемой истиной, что наша душа непорочна и бессмертна. Мы должны думать [об усопших], что они уходят в лучший мир и приобщаются к лучшей доле. Будем же вести себя сообразно, внешне подчиняяcь принятому порядку, но внутри становясь еще чище, мудрее, благочестивее»[102].

* * *

Эти строки принадлежат Мильтону, однако они в точности передают представления древних греков о том, что было до возникновения мира. Задолго до появления богов, в непостижимо далеком туманном прошлом, существовал лишь бесформенный, сумбурный, неорганизованный Хаос, окутанный сплошной тьмой. Наконец (никто не объясняет, как) это неопределенное, безликое ничто породило из самого себя двух детей — Ночь и Эреба (Мрак), неизмеримо глубокую пропасть, где обитает смерть. Во всей вселенной больше не было ничего — только непроглядная тьма, пустота, тишина и бесконечность.

А потом случилось чудо из чудес. Каким-то загадочным образом из этой жуткой, беспредельной, абсолютной пустоты возникло самое прекрасное, что есть в мире. Это событие описано в ставших хрестоматийными строках великого драматурга-комедиографа Аристофана:

Из тьмы и смерти родилась Любовь, и с ее появлением порядок и красота начали вытеснять слепую хаотичность. Любовь породила Свет и его спутника, сияющий День.

Затем была создана Земля, но и это событие никто не потрудился растолковать. Просто появилась, и все. Ее возникновение вслед за любовью и светом казалось вполне естественным и закономерным. Гесиод, первым из греков попытавшийся объяснить происхождение всего сущего, пишет:

В этой архаической модели мироустройства пространственные объекты воспринимались как некие живые существа и не отделялись от своих персонификаций. Земля — это суша, имеющая вместе с тем некоторые признаки одушевленности. Небо — высокий лазурный свод, который поступает иной раз как человек. В представлении мифотворцев времен ранней Античности вселенная жила такой же жизнью, как они сами. Люди осознавали собственную индивидуальность и потому наделяли подобными личными качествами все, в чем видели признаки жизни, то есть все, что движется и меняется: землю с ее чередованием зимы и лета, небосклон с перемещающимися по нему звездами, беспокойное море и так далее. Правда, на этом этапе персонификация выражалась еще слабо, расплывчато: природное явление мыслилось как нечто смутное и огромное, своим непостоянством вызывающее перемены, а значит, живое.

Однако, повествуя о возникновении любви и света, древние сказители готовили сцену для появления человека, поэтому в дальнейшем персонификация становится более определенной. Силы природы постепенно обретают в мифологии отчетливую форму. Им отводится роль прародителей человечества и, соответственно, придаются более выраженные индивидуальные черты, чем Небу и Земле, а кроме того, приписывается поведение, свойственное людям, — в частности, они ходят и едят, тогда как Небо и Земля на такое неспособны. Две эти сущности стоят особняком. Они одушевлены, но одушевленность их совершенно своеобразная, присущая только им одним.

Первыми, кто по-настоящему напоминал живых существ, были дети Матери-Земли (Геи) и Отца-Неба (Урана) — чудовища. Древние греки, как и мы, считали, что в начале времен землю населяли неведомые великаны. Только в отличие от нас греки представляли их не исполинскими ящерами и огромными мамонтами, а человекоподобными существами, хотя и не людьми. Эти монстры обладали такой же гибельной, неистовой мощью, как землетрясения, ураганы, огнедышащие вулканы. В мифологических сюжетах они не кажутся существами из реальной жизни, а, скорее, принадлежат тому миру, где жизни еще нет, есть лишь грандиозное движение неодолимых стихийных сил, воздвигающих горы и вычерпывающих моря. Именно так, вероятно, греки их и воспринимали, поскольку, изображая грозных чудовищ живыми существами, мифотворцы все же делают их непохожими ни на какие известные человеку формы жизни.