Война солнца - А. Дж. Риддл

– Григорий. Пожалуйста, пойди и разбуди его. Оставьте записку для Фаулера и команды, сообщая им, что мы выходим на поверхность и вернемся как можно скорее. Торопись. Время – это роскошь, которой у нас нет.

* * *

В тусклом свете Григорий смотрит на лежащие в подвале два скафандра.

– Это безумие.

– Это, – говорю я, указывая на костюмы, – единственный выход отсюда.

Прищурившись, он переводит взгляд на меня.

– Почему я?

– Потому что ты достаточно здоров, чтобы сделать это. И я знаю, как сильно ты хочешь выбраться отсюда. Я бы тоже хотел, если бы там на поверхности была Эмма. И, наконец, когда мы выйдем наружу, нам нужно будет определить лучший способ, как вывести из Цитадели всех остальных. Возможно, нам придется изменить первоначальный план – например, попытаться очистить шахту лифта или один из эвакуационных туннелей. Мне нужен инженер.

– Рад, что ты наконец признаешь, что я профи во всем этом. – Он изучает костюм. – Это будет самый странный в истории пример использования скафандра.

Переодевшись, мы приходим к водоочистной станции, где Оскар спускается в небольшой бассейн у входа в резервную трубу. Этот бассейн должен был стать промежуточной зоной, где мы могли бы развертывать ремонтных дронов, чтобы затем войти в трубу и выполнить техническое обслуживание. Я никогда не предполагал, что это место будет использоваться таким образом: для людей. Она тесная, а диаметра самой трубы едва хватает для меня и Григория, одетых в космические костюмы. Не может быть, что у нас получится проплыть внутри нее, но Оскар точно сможет это сделать.

Когда я даю добро, Оскар завязывает электрический провод вокруг своей талии, проверяет его и ныряет с головой в туннель. Оттолкнувшись ногами, его фигура исчезает в пузырьковом следе.

Держа в руках другой конец провода, я жду, пока не почувствую его сигнал: четыре коротких рывка и три длинных.

Я завязываю проволоку вокруг своей талии, давая ей немного провиснуть; Григорий делает то же самое. Мы оба входим в трубу, и Оскар начинает нас тянуть.

Внутри туннеля непроглядная тьма, которую разгоняют только лампы на наших шлемах. Темнота и отсутствие контроля в замкнутом пространстве заставляют нервничать. Если костюм за что-то зацепится и порвется, то это будет медленная, мучительная смерть. Я чувствую, как на лбу образуется пот, и понимаю, что начинаю инстинктивно задерживать дыхание.

Время кажется бесконечным, вид впереди всегда один и тот же, как будто я смотрю на неподвижное изображение тускло освещенной трубы.

Между нашими с Григорием костюмами установлена связь, но у нас нет возможности общаться с Оскаром.

– Я чувствую себя, как рыба, которую тянут из воды, – говорит Григорий.

Я смеюсь, и это помогает моим нервам немного успокоиться.

Наконец я вижу впереди слабый свет. Через несколько секунд труба открывается в обширное пространство водоносного горизонта.

Я сразу бросаю взгляд наверх: на фоне темного скалистого купола сияют несколько маленьких отверстий белого света. Это напоминает мне, как бывает, когда ночью смотришь на звезды.

Фонарики наших шлемов прорезают воду, которая усеяна частицами грунта и пылью, словно облако, плавающее в пространстве. Удар астероида и здесь оставил свой след.

Мы плывем к верхней границе водоносного горизонта и следуем за Оскаром. Наконец он поднимается в большую расщелину, которая снизу выглядела намного меньше.

Я осторожно поднимаю руку, цепляясь за край скалистого отверстия, и пытаюсь вытащить себя из воды. Мокрый костюм для меня слишком тяжел. Это новая модель, современная, но она просто не была создана для гравитации Земли. Оскар хватает меня за плечо и тянет, стараясь не повредить костюм. Я с усилием отталкиваюсь, нащупав ногой скалистый выступ и чувствуя, как горят мышцы ног. Стряхнув воду, я без сил опускаюсь на землю и сижу там, тяжело дыша, сняв шлем и вдыхая влажный воздух.

Оскар помогает Григорию вылезти из воды, и мы поочередно снимаем костюмы и кладем их на уступ. Мы никак не могли бы пролезть через каменистый перевал, таща их на себе, и, к тому же, вероятнее всего, они зацепились бы и порвались. Лучше оставить их здесь.

Оскар открывает сумку и вручает каждому из нас светодиодный светильник и ремень, который мы привязываем к веревке, соединяющейся с ним. Проход на поверхность будет извилистым, и хотя я ожидаю, что будут некоторые уступы, я все же поручил Оскару принести веревку на случай, если один из нас поскользнется. Камень сырой, а я не опытный альпинист. Я сомневаюсь, что Григорий тоже. Это должно быть интересно.

Сначала мы поднимаемся медленно, Оскар проверяет рукой каждую точку опоры, часто направляя на нас фонарь, чтобы узнать, все ли у нас в порядке. Мои пальцы быстро становятся мокрыми и начинают болеть. Жаль, я не попросил Оскара взять перчатки. Подобно ребенку в отпуске, я хочу кричать «Ну сколько еще?» Но я молча продолжаю карабкаться, ползти и ползти, иногда кашляя, когда на меня опускается облако пыли.

Оскар останавливается дважды, чтобы дать нам отдохнуть.

– Я скучаю по тому ощущению рыбы на крючке, – говорит Григорий.

– Я скучаю по лифту, – отвечаю я.

Вверху луч света в проход под углом, как бы говоря: «Еще чуть-чуть дальше». Это, и мысль об Эмме и Элли, находящихся глубоко подо мной в толще земли, дает энергию, которой я и должен пользоваться.

Интересно, как далеко я ушел из Цитадели. Я смотрю на часы на моем телефоне. Почти семичасовое путешествие на поверхность оказалось намного сложнее, чем я себе представлял, и заняло куда больше времени. Я должен был знать, что Оскар преуменьшает. Для него это ничего не значит. Даже если бы мы могли получить достаточно скафандров, таким способом эвакуировать всех из Цитадели нереально.

Мои мысли движутся к Эмме. Она, должно быть, очень обеспокоена. Я подумал, что проверю маршрут, увижу кратер от столкновения с метеоритом и вернусь, пока она еще не проснулась. Но сейчас она, без сомнения, проснулась и не будет рада, что я не рассказал ей о своем плане.

Мы делаем последний рывок, и к тому времени, когда солнечный свет проникает сквозь отверстие наверху, мои руки ощущаются как лапша. Оскар протягивает руку в проход, хватает меня и тянет меня одним быстрым движением.

Я щурюсь, пытаясь нивелировать солнечный эффект. Оно светит не так ярко, как до астероидов, но, по сравнению с темнотой последних восьми часов, почти ослепляет. Когда мои глаза приспосабливаются, я пытаюсь оценить, насколько солнечная мощность упала. Думаю, что процентов на пятьдесят. Небо туманное и больше похоже на пыльное облако, которое простирается, насколько хватает глаз.

К тому же холодно. Я задаюсь вопросом: это лишь последствия воздействия пылевого облака, вызванного астероидом, или же Сеть изменила положение оставшихся в нашей звездной системе ячеек между Землей и Солнцем? Эти ячейки были изготовлены первым «сборщиком», отправленным в нашу систему специально для сбора солнечной энергии. С тех пор, как мы победили в Битве на Церере, мы не стали атаковать их по простой причине: они маленькие, а Солнечная система огромна. Даже если бы мы могли найти их солнечные ячейки, они бы рассеялись. Мы должны преследовать их, потому что их, вероятно, тысячи, а может, и миллионы.