Эксплеты. Совет Девяти - Ирина Фуллер

– Что это? – спросила Омарейл, указав на томик.

Даррит повертел книгу и ответил:

– Я отмечаю любимые моменты.

Она несколько секунд просто смотрела на него. Затем наконец произнесла, стараясь, чтобы интонации не получились слишком уж издевательскими:

– Зачем?

Он дернул плечом и перевернул страницу.

– Привычка, – бросил он и вновь углубился в чтение.

Омарейл покачала головой. Как можно быть настолько цельным человеком? Все в нем, от идеально начищенных ботинок до вот этих закладок, было подчинено рассудку, дотошному следованию порядкам, правилам и каким-то собственным ритуалам.

– Ты знаешь, что ты – страшный зануда?

– Раньше я пребывал в счастливом неведении на сей счет, но вы не устаете повторять мне об этом, поэтому да, теперь я знаю.

Она закатила глаза, а затем все же поинтересовалась, что он читал.

– Это сборник поэм, баллад и рассказов.

– Они тебе так нравятся, что ты носишь книгу в кармане?

– Вы носите с собой кусок деревянной доски, – заметил он, неосознанно прижимая томик к груди, будто защищая.

Омарейл тут же подалась вперед:

– Эй, лала – не доска! И чего ты сразу нападаешь? Я просто хочу знать: чем так хороши эти истории?

Он пожал плечами:

– Я расслабляюсь, когда читаю их. Я слышал их еще от Фраи, когда был ребенком.

Это кое-что объясняло.

– Прочитай мне что-нибудь. Что-то, что нравится тебе больше всего, – попросила принцесса, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза.

Даррит пару мгновений смотрел на Омарейл недоуменно, будто она попросила открыть окно и начать громко петь гимн Ордора. Затем откашлялся, открыл книгу и начал читать. Его низкий голос звучал певуче и проникновенно:

– Его вели на казнь под ликование толпы, а он не мог поверить: ему действительно пришел конец. И как? Вот так бесславно, на площади, перед гневливым сбродом. Слепая ненависть невежд, бессмысленная смерть и торжество врага. Он был так близок, чтоб сделать трон своим, и, о, что за король бы был Свартур! Его лицо слепили боги, в глазах сверкала сталь, стальным же был кулак. С ним даже бравый воин страшился схватки. Он власть держал, он знал ей цену и никогда так с нею не играл, как позволял себе «безгрешный» истинный наследник.

Но есть всему финал. Свартур его боялся. Больная, седовласая колдунья ему все предрекла, но он наивно верил, что и судьбу он победит, как победил когда-то кровь, и знать, и озлобление народа.

Все ближе, ближе к плахе с каждым шагом, Свартур мятежно поднял взгляд. Там, наверху, на вычурном балконе стоял король, правей – Герой, а рядом для него награда – сестра наследника прекрасная Нимея.

Свартур уверен был, что вся резвящаяся чернь познает, что есть ничтожный, вздорный, суетный король, и пожалеет, что так поспешно отказалась от строгого, но сильного владыки. Однако в тот момент король надменно созерцал сраженного врага.

С ним рядом, с ликом сожаленья напополам с прощающею миной, вздыхал Герой. Великий рыцарь, что смог раскрыть все «козни хитрого Свартура», спас королевство и освободил Нимею от узурпатора коварных планов. Свартур скривил с презреньем губы, желая показать, что даже так считал их всех ничтожествами, не понимающими истинную сущность власти.

Затем холодный взгляд скользнул к лицу напуганной Нимеи. Она стояла там, бледна, с румянцем на щеках как в лихорадке. Медь обрамляла мрамор ее прекрасной кожи, лучи играли в волосах. Ехидная улыбка покинула уста Свартура. Он поглядел в ее зеленые глаза внимательно и смело.

Нимея всхлипнула, коснулась жениха руки и скрылась в замке. Ей претила сама идея смотреть на смерть, пусть даже и злодея.

И вот Нимея оказалась у двери, которая вела во владения Свартура. Еще три дня назад он здесь работал – за этим письменным столом, сидел на этом стуле.

– Повинен в нападении на шесть семей высокой крови, – раздалось над толпой на площади.

«Повинен, – ответил мысленно Свартур, – мы к ним нагрянули средь ночи. Одни из них сгорели заживо в своем старинном замке. Других – отправили в полет с высокой башни. Третьи, прослышав о моих беседах, пошли на компромисс гораздо легче».

Меж тем Нимея увидела в столе закрытый ящик. И зная, в комнаты хозяин не вернется, при помощи ножа взломала маленький серебряный замок.

– Повинен в убиении бессчетного числа людей из бедняков.

«Повинен. Глупцы не понимали, что их пустые бунты лишь сердили. Какая трата времени и сил!»

Нимея медленно открыла загадочный тайник. О небеса!

Засушенное ландыша соцветье… Она, гуляя, собрала букет и, не успев дойти до комнат, столкнулась со Свартуром в коридоре. Он попросил, сверкнув глазами, отдать ему цветы. Когда невинный, нежный стебелек был сжат в его перчатке, у девушки перехватило дух. Почувствовав опасность, она покинула поспешно коридор, а он… он сохранил ее невольно отданный подарок.

– Повинен в отравлениях влиятельных, порядочных господ.

«Повинен, что очистил всю верхушку от недалеких дураков, поставив на их место тех, кто был готов служить. Повинен, но не чувствую вины».

Нимея слышала, как участился сердца стук: там, в тайнике, лежал ее прекрасный гребень. Она его когда-то обронила. А он… он точно вор, его себе забрал и спрятал.

– Повинен в предательстве Его Величества и королевства в целом.

«Повинен, за то и поплачусь».

Нимея третий дар достала. Письмо для нее самой. «Я знаю, ты не прочитаешь, и оттого я смел… – посланье начиналось. – Лишь о тебе я грезил, – писал он острой, но разборчивой манерой, – лишь для тебя затеял всю игру!»

Забрав и гребень, и пергамент, и цветок, Нимея вышла в коридор, прошла от залы к залу – и, наконец, увидела двоих. Жених и брат. Те подошли, обнять пытались, но девушка шагнула чуть назад.

– Как все прошло?

– Довольно быстро, – заверил брат.

– Он улыбался.

Нимея удивленно взглянула жениху в глаза.

– Смотрел на наш балкон и улыбался. Больной мерзавец.

Но она не разделила возмущений. Лишь вспомнила две строчки из письма: «И перед смертью, стоя на коленях, я вспомню твои дивные глаза. И улыбнусь. Прощай, моя голубка. Чудовище способно на любовь».

…И сможет ли она смотреть как прежде на брата и любимого Героя? Кто теперь жертва, кто злодей? И не припомнит ли при первом же семейном споре, как трепетно любил ее Свартур? И не подумает ль однажды: «Ах, лучше б выбрала его»?

Так навсегда коварная усмешка застыла на красивых, изящно нарисованных устах».

Мелодичность рассказа и мягкий голос Даррита погрузили Омарейл в легкую дрему, из которой ее вырвал стук в дверь. Она резко распахнула глаза и удивленно взглянула на Норта. Тот тут же подобрался и громко спросил: