Суженая императора - Серина Гэлбрэйт

Плотный воздушный кокон содрогается, затем раздаётся треск, звук удара и дробящаяся россыпь, какая бывает, когда по полу разлетается что-то мелкое. Даже не реагируя на эти звуки, я понимаю, что Лия сознательно – насколько подобное вовсе возможно в её состоянии – направила одну из молний. Удар пришёлся по стене или по колоннам, обрамляющим залу, но не задел никого из людей, если таковые имели несчастье там оказаться.

Надеюсь, что нет.

Когти рвут сеть, цепляют её нить за нитью, натягивают, дерут неистово, словно кошка мебель. Незримая холодная волна растекается во все стороны, накатывает на хаотичное сплетение чужой силы, накрывает его, замедляет.

– Хочешь вернуть его? – звенит незнакомый девичий голос. – Так забирай, всё равно он испорчен тобою. Ты его отравила, проклятая!

Шорох.

Звон.

Где-то перед Лией вспыхивает свет, неожиданно яркий, бьющий по глазам. Я по-прежнему не вижу всего происходящего чуть дальше, но ощущаю остро, как новая порция силы вырывается водой из разбившегося кувшина. Воздушный кокон лопается мыльным пузырём, когти путаются в рвущейся сети. Удержаться не получается, меня бьёт под дых так, что на мгновение темнеет в глазах, с лёгкостью отшвыривает назад. Чувствую удар о жёсткий пол, боль оглушает до звона в ушах, на минуту-другую отрезая от волны, сметающей, поглощающей всё на своём пути, даже самое себя.

Ощущение мира возвращается не сразу. Поначалу я просто лежу с закрытыми глазами, слушаю боль, гуляющую по телу, и размышляю отстранённо, не был ли удар чересчур силён для меня. Затем появляются звуки суетливых шагов, эхо голосов, характерные мутные вспышки дара, вылепленного и отполированного закатниками.

– Астра?

Стефан.

Открываю глаза и вижу его, склонившегося к самому моему лицу.

– Астра? Как ты?

– Хо… хорошо, – шепчу едва слышно.

– Уверена?

– Да… бывало и… похуже.

Боль отступает. Холод встряхивается было, готовый занять освободившееся место, но и он слишком утомлён произошедшим, чтобы терзать моё тело. Я приподнимаюсь, сажусь, и Стефан выпрямляется, поддерживает меня. Подле нас встревоженный фрайн Бромли и несколько стражей, неуверенно мнущихся за его спиной, – не каждый день они видят подобное. Замечаю удивлённые, настороженные взгляды, обращённые на мои руки. Точно снегом припорошенные дорожки покрывают не только тыльную сторону ладоней, но змеятся от запястий, вьются причудливой белой татуировкой выше локтей. Смотрю в ответ на стражников и вооружённые, крепкие мужчины тотчас отворачиваются, стыдливо прячут глаза, будто не способны выдержать мой взгляд или опасаются порчи. Удостоверившись, что суженая государя пришла в себя, фрайн Бромли начинает отдавать приказы: оцепить эту часть залы, никого не допускать без личного повеления императора. Затем кивает Стефану и уходит.

– Астра, что же ты творишь? – тихо вопрошает Стефан, глядя мне в глаза со странным выражением, видеть которое раньше мне не доводилось. – Это безумие, бросаться вот так очертя голову…

– Что с Лией? – перебиваю.

Волны силы схлынули, мир успокаивается постепенно, возвращаясь к прежнему состоянию, хотя разлитое в воздухе дрожащее эхо ещё не один час будет витать по зале запахом чересчур резкого ароматического масла.

– Лией? А-а, с Асфоделией!

– Асфоделия? Та самая фрайнэ Асфоделия, дева жребия с островов?

– Да. Ты не знала?

– Нет, откуда? Я видела Лию лишь раз, и никто при мне не упоминал, что она и есть Асфоделия, – я осматриваюсь внимательнее и замечаю двух мужчин немного дальше от места, где стояла Лия, склонившихся к алой груде. Безжизненно раскинутые тонкие руки и рассыпанные по полу длинные пряди волос не сразу угадываются среди пылающих тканей. – Что с нею?

– Похоже, потеряла сознание.

Хорошо, коли так. Если бы сердце не выдержало, то говорить уже было бы не о чем.

Стефан помогает мне встать на ноги. Стража окружает место происшествия широким кольцом, за его пределами слышится зычный голос фрайна Бромли, продолжающего отдавать приказы. Под его руководством императорские слуги выводят из залы придворных, большая часть которых, если не все, в толчее и суматохе не успела покинуть этих стен. Чуть в стороне от склонившихся к Лии мужчин стоит молодая темноволосая женщина, немного дальше, но тоже в границе кольца – четыре рыцаря ордена Рассвета в светло-синих долгополых одеяниях с гербом рассветников. Двое старших то следят хищно за девушкой на полу, то с подозрением присматриваются ко мне, и я прячу руки за спину, тру холодные ладони, торопясь избавиться от компрометирующих следов. Металл колец ледяной на ощупь, на один удар сердца кажется, будто все они вмерзли намертво в мои пальцы, но нет, проворачиваются, когда я начинаю крутить золотые ободки. Волосы мои растрёпаны, диадема, похоже, потерялась и затихающий внутри холод не так страшит, как внимание рассветников.

– С тобой действительно всё хорошо? – уточняет Стефан пытливо.

– Действительно. Состояние Лии тревожит меня гораздо больше.

Я слышу, как оба мужчины зовут её по имени, как она начинает бормотать что-то. Женщина делает шаг к ним, я тоже, и Стефан идёт за мною, стараясь держаться рядом. Однако в сознание Лия не приходит, лишь бормочет, словно в бреду. Хочу сама посмотреть, что с нею, но внезапно под сводами раздаётся женский крик, громкий, отчаянный. Пытаюсь понять, что происходит на сей раз, однако Стефан берёт меня за руку, привлекает ближе к себе.

– Не обращай внимания, – произносит тихо, с уже знакомым твердокаменным нажимом.

– Почему? Что опять стряслось?

– Это девушка, которая напала на фрайнэ Асфоделию. Она и есть скрывающаяся от ока Заката и понесёт заслуженное наказание. Магистр Бенни заберёт её в обитель закатников и, поверь, это лучше, чем если бы они забрали Асфоделию. Или тебя, раз уж ты столь опрометчиво решилась использовать свою силу при магистре Бенни.

Вскоре Лия приходит в себя, и весть эта становится единственной ободряющей за вечер. Физическое состояние девушки всё ещё далеко от удовлетворительного и фрайн Шевери – я не сразу узнаю его в одном из двоих мужчин, бывших подле Лии, – относит суженую в свои дворцовые покои. Женский крик принадлежит напавшей на Лию девушке, до недавних пор бывшей назначенной служанкой при избранной с островов. Она действительно одарена, эта служанка, и одарена в известной степени щедро, а значит, участь её незавидна. По всей Империи распространена практика купирования слабого дара у мужчин и любого – у женщин. Но купирование, подобно прочим услугам, оказываемым закатниками, стоило дороже, чем могло себе позволить большинство, и оттого многим проще спрятать силу, у себя ли, у своих детей, нежели обращаться в ближайшую обитель Заката и платить. Оттого и множилось год от года количество скрывающихся от ока Заката, оттого и ужесточались преследования людей, невиновных ни в чём, кроме того, что родились не такими, как другие. Купирование, особенно женского дара, полагалось негласно практикой варварской, возмутительной по нынешним временам, когда в государствах, соседствующих с Франской империей с севера, всякую силу не вырезали, не гасили, что пламя свечи, но принимали и развивали. Однако противникам купирования напоминали, что слабый дар опасен – есть искра, да только ей и вовек не разгореться в настоящий огонь. Так и будет манить обладателя недостижимыми возможностями, призраком большей силы, сбивать с пути, Благодатными предначертанного. А уж из зёрен женского дара и вовсе нельзя взрастить крепкое плодоносящее древо. Да и разве ж не сами Четверо повелели женщине в род супруга вступать, силою своею его питать и плоды приносить лишь на мужнином древе? И всяко лучше загодя искоренять семена сорного дара, нежели выжигать потом разросшийся без меры бурьян нечестивых колдуний, отвернувшихся от Благодатных ради получения большей силы от демонов.