Березовский и Коржаков. Кремлевские тайны - Дмитрий Гордон

— Что же, Борис Абрамович, я благодарен вам за беседу и уверен, что читателям она не менее интересна, чем мне. Серьезный у нас разговор получился, но закончить его предлагаю все-таки на веселой ноте. В свое время Михаил Задорнов сказал мне, что, заболев гепатитом, вы созвали пресс-конференцию и всем журналистам, которые плохо о вас писали, пожали руки, а тех, кто особенно досаждал, поцеловали… На прощание я хочу от всей души пожать вам руку, сказать спасибо…

— …и поцеловать. Нет (смеется), не так? А поцеловать?..

2007

Березовский уговаривал меня убить Кобзона, Гусинского и Лужкова — это он и Лисовский Листьева заказали.

Александр Коржаков

Москва, Кремль… — целые поколения атеистов, в чьих сердцах веру в рай вытеснила мечта о коммунизме, возносили свои пылкие молитвы по этому адресу. Десятилетиями гражданам огромной страны внушали, что за седыми зубчатыми стенами сидят небожители — люди особой породы, которые неусыпно пекутся о благе, безопасности и будущем соотечественников.

Едва ли не первым этот миф попытался развеять бывший главный телохранитель Ельцина Александр Коржаков. В девяносто седьмом, ровно через год после своего увольнения, он издал скандальную книгу «Борис Ельцин: от рассвета до заката», которая разошлась в России астрономическим двухмиллионным тиражом, была переведена в пятнадцати странах мира и принесла автору гонорар в миллион долларов. Впрочем, тогда Коржаков избегал еще прямых выпадов против президента Российской Федерации, ограничившись обличениями его окружения, именуемого в народе олигафрендами, и Семьи. Этот перекос Александр Васильевич исправил через три года, выпустив новую версию книги под названием «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».

…Будущего первого президента России и будущего бытописателя кремлевских нравов жизнь свела в восемьдесят пятом, когда тридцатипятилетний Коржаков был майором и о большем вряд ли мечтал. Отлучили его от высочайшего тела через одиннадцать лет уже в звании генерал-лейтенанта… Не исключено, что он и до маршала дослужился бы, если бы не скандал, вспыхнувший в разгар очередной президентской кампании и закончившийся его громкой отставкой.

Говорят, еще долго, просыпаясь, Ельцин недоуменно спрашивал: «А где Коржаков?», ведь все эти годы Александр Васильевич был ему ближайшим помощником, наперсником, мамкой и нянькой — только, по словам генерала, горшки не выносил. Созданная им Служба охраны президента (по оценке Никсона, одна из самых сильных спецслужб в мире, даже хваленый КГБ превосходившая в профессионализме) не только оберегала первое лицо от чьих бы то ни было посягательств, но и вела оперативно-розыскную работу: выслеживала потенциально опасных граждан, практиковала съемку скрытой камерой, прослушивала телефонные разговоры. Коржакова считали всесильным и всемогущим — он, например, мог направить письмо с рекомендациями премьер-министру, вызвать на ковер зятя Ельцина и многое, многое другое…

Наверняка в девяносто шестом опальный генерал надеялся, что связанный с ним крепкой мужской дружбой и сентиментальными воспоминаниями президент одумается и позовет, как это не раз раньше случалось. Раздираемый противоречиями, он написал Борису Николаевичу письмо, но не получил ответа, хлопотал о личной встрече, но в последний момент та была отменена. Вместо этого через четыре месяца Ельцин распорядился уволить его с воинской службы с убийственной формулировкой: «После освобождения Указом президента Российской Федерации от занимаемой должности генерал-лейтенант Коржаков выступил с рядом клеветнических заявлений в адрес президента и его семьи, а также допустил разглашение сведений конфиденциального характера, ставших ему известными в связи с выполнением служебных обязанностей».

Экс-телохранитель пытался оспорить это решение в Верховном Суде, и хотя процесс против Ельцина проиграл, категорически не приемлет обвинений в клевете и предательстве. «За рубежом людей, имевших доступ к такой информации, берут не под белы ручки, а под особую опеку, — укорял он своего бывшего патрона, — а в обмен на обязательство молчать дают щедрой рукой дачу и хороший оклад. Меня же выгнали без пенсии, без всего… После отставки, даже будучи депутатом Госдумы, я несколько лет не получал зарплаты — ничего не платили, пока не принесу из Кремля справку. В общем, Ельцин нарвался сам…»

…Когда-то нелюбезная пресса окрестила Коржакова паркетным генералом и пугалом российской демократии, но за последние годы от хлестких и несправедливых ярлыков ему удалось отмыться. Журналисты даже переименовали его в Тульский коржик, поскольку Александр Васильевич трижды проходил в Госдуму по Тульскому округу. Сегодня он не только известный политик, но и писатель, киноактер (сыграл в фильме Абдулова «Бременские музыканты» начальника королевской охраны).

Кстати, на подходе сейчас новая книга — теперь уже о самом Коржакове — под названием «Стреноженный генерал». Ее герой — человек, который знает о коррупции все, но противостоять ей, увы, не может, поскольку на это нет политической воли первого лица. Знакомая до боли история…

— Добрый день, Александр Васильевич, очень приятно оказаться у вас в гостях, на подмосковной даче…

— Ну, не совсем так: это не дача, а мой дом — единственное место, где я прописан и постоянно живу.

— В любом случае спасибо за приглашение — давно мечтал с вами поговорить, поскольку вопросов накопилось немало. Скажите, в последний путь вы Ельцина проводили?

— Как раз в тот день уехал в командировку. Конечно, ее можно было и отложить, но все равно на похороны не пошел бы.

— Что вы почувствовали, когда узнали, что Ельцина больше нет?

— Как это ни удивительно — ничего. Настолько он умер во мне за одиннадцать лет, минувших после нашего расставания, что физический его уход ничуть меня не всколыхнул.

— У вас, как я понимаю, накопилось по отношению к нему немало обид. Не было желания чисто по-человечески, по-христиански его простить?

— Вообще-то об этом не думал, но, знаете, я его уже давно простил… Какие счеты могут быть к человеку, когда тот не в своем уме, а ведь после шестидесяти пяти себе Борис Николаевич практически не принадлежал и даже своим мыслям, кажется, не отдавал отчет.

Когда Ельцин был первым секретарем Московского горкома КПСС, частенько, приходя с Политбюро, он очень сильно ругал старейшин: Громыко, Соломенцева, — и иногда у нас возникали по этому поводу дискуссии. Я говорил: «Есть точка зрения, что после семидесяти люди только приобретают мудрость. В Китае, например, тех, кто этого возраста не достиг, вообще в Политбюро не включали — считалось, что лишь доживший до преклонных лет может думать о стране и народе. Ему уже не нужны ни женщины, ни вино, поэтому мыслит он более широко, масштабно». Ельцин придерживался противоположного мнения: «Нет, это не так. В семьдесят лет все превращаются в маразматиков, которых совершенно нельзя допускать к руководству державой».

Такие споры происходили у нас неоднократно, и я всякий раз спрашивал: «Какой же, по-вашему, предельный для политика возраст?». Ельцин всегда отвечал одинаково: «Шестьдесят пять лет», и настолько себе эту мысль внушил… Как бы там ни было, встретив Бориса Николаевича утром 2 февраля девяносто шестого, на следующий день после шестидесятипятилетия, я его не узнал. Передо мной был страшно постаревший и подурневший человек с явными признаками если не маразма, то какого-то дебилизма. Спустя время он смог постепенно встряхнуться, но, видимо, это было только частичное восстановление. Впоследствии Борис Николаевич был лишь марионеткой в руках Семьи, Чубайса, Юмашева, Березовского и кого хотите еще, но сам уже ситуацией не владел.