Отара уходит на ветер. Повесть - Алексей Леснянский

Читателям женского пола просто скажу, что Лена Аева им не конкурент. Сдаётся мне, что суждено ей прожить вдали от города, успеха, соблазна и всякой другой дряни, в которой вращаются ваши бой-френды, женихи и мужья.

Спору нет — описание девушки далеко от совершенства, зато оно с аграрным уклоном. Через молочные зубы пристёгнуто животноводство, через картофельные лунки — растениеводство, через город — деревня. Словом, тон сельскохозяйственной повести выдержан. Не пришпилено, разве что, рыбоводство. Только не знаю, стоит ли его касаться — в Хакасии оно пока находится на стадии любительской рыбалки окуньков да пескариков. Но так и быть — привяжем и рыбоводство. Лена Аева не была молчалива, как рыба. Напротив — за словом в карман не лезла, потому что вращалась среди мужиков, которых надо было осаживать за сальные намёки и шуточки. За это её побаивались, но всё же любили — она была лёгкого и доброго нрава.

Появление чудного миража произвело благотворное действие на обоих пастухов. Как будто свежий морской бриз обдул их раскалённые тела. На душе у них мигом прояснилось.

— Изэн[1]! — энергично заговорил мираж. — Хайда[2] путь держим?

— На кудыкину ферму, — грубовато поставил себя Санька, чтобы кое-кто не возомнил о себе.

Вот козёл, подумал мираж, и хотел было пришпорить коня, но заинтересовался Вовкой. Повод остаться был тут же найден — больная овца. Ленча спешилась и подошла к животному.

— Бедняжка, — погладив овцу, ласково произнесла девушка. — Замучили тебя совсем.

— За своими смотри, — заметил Санька.

— Дурак! — вздёрнув носик, сказала, как отпела, Ленча и обратилась к Вовке: «Ей срочно антибиотик вколоть надо, а вы её по жаре тащите. На коне разве отвезти не могли?.. Кстати, где ваши кони? И отары не вижу.

Санька незаметно метнул взгляд на Вовку и провёл рукой по горлу, мол, расколешься перед этой — пеняй на себя.

— Отара в ложбине отдыхает, кони при ней, — соврал Вовка. — Просто решили прогуляться, достало весь день в седле.

— Всё же лучше быстрее отвезти бедняжку, совсем плоха, — посоветовала Ленча. — Берите моего коня, если хотите.

— Наша овца! — резко выпалил Вовка. — Хотим — на себе несём, а захотим — глотку вскроем. Была овца — станет баранина.

Читатель, наверно, уже успел упрекнуть парня в жестокости. Между тем Вовка просто находился под сильным впечатлением от девушки. Насколько она была красива, обаятельна и женственна, настолько ему хотелось быть твёрдым, сильным и мужественным. Но парню лишь недавно стукнуло семнадцать. Понятия о мужских началах в нём ещё не выкристаллизовались, поэтому и занесло его не в ту степь да конкретно. Увидев, как девушка вздрогнула от его слов, как болезненно исказилось её лицо, — Вовка возненавидел себя.

— У этого рука не дрогнет — Протасова сын, — вдобавок усугубил Санька, приревновавший девушку к другу.

В это время людей обступила отара так отара по количеству и качеству овец. Это было оливье из разных пород и возрастов — Ленча пасла частный скот. Однако режущей глаз пестроты не наблюдалось. Наоборот, казалось, что каждая овца — часть мозаики в детском калейдоскопе, который как ни крути, а всегда выйдет красивый узор. Об ухоженности поголовья и говорить не приходится. Во всём чувствовалась заботливая женская рука. Отличить ярочек от барашков можно было не только по стрижке, но и по алым и голубым бантикам, привязанным к шерсти. Особую категорию составляли валушки — кастрированные барашки. Эти носили на спинах синие банты в красный горошек. Ленча особенно любила и жалела евнухов, потому что не все удовольствия были им доступны. Кроме того, кастраты первыми шли на мясо. Ни одну овцу Ленчи нельзя было назвать моделью. Жир и мясо — вот два слова, отражавших суть девичьей отары.

Ленча вскочила на коня. Она была подавлена.

Совесть поедом ела Вовку.

— Лен! — не выдержал он.

— Да, — обернулась девушка.

— Прости меня!

— Не меня, то есть не его — нас! — засуетился Санька.

— Мальчики! — только и вскрикнула Ленча и была такова.

Пастухи пошли дальше в хорошем настроении. Овцу нёс Вовка. Стоило парням вспомнить о Ленче, и улыбки озаряли их лица.

Тем временем, видео о родах благополучно доехало до Абакана и выбросилось в интернет, не как рыба на берег. Благодаря рассылкам и скачиваниям, оно быстро перешло границы России в нескольких местах и начало победоносное шествие по континентам, заглядывая во всякую страну, где словосочетание «всемирная паутина» звучит чаще словосочетания «бусы вождя».

Пастухи очень бы удивились, узнав, что два энтузиаста уже начали переводить их речь на язык басков и даже успели затроить, будучи не в силах состыковать степной ландшафт с репликой: «А не шли бы вы все лесом».

Не меньшее удивление вызвал бы у Саньки с Вовкой тот факт, что принятые ими роды вызвали раскол в сообществе акушеров. Автор наверняка рассказал бы, что послужило тому причиной, если бы его не поразило совершенно другое обстоятельство. Обычно партии и общественные группы раскалываются на две-три части, так вроде как принято. Однако в нашем случае раскололись на семь. При этом четыре осколка приняли сторону пастухов, один занял нейтральную позицию, ещё два предали юных акушеров анафеме.

Не обошлось и без национального вопроса. Кинокритики старой школы были возмущены тем, что главную роль в степной ленте сыграл азиат, а не европеец. Консерваторы от киноиндустрии требовали всё переснять, а именно: 1) сделать супергероем Вовку;

2) переозвучить текст на американский английский;

3) изменить пол и возраст новорождённого.

Если в интернете в основном фигурировал Санька, то в устных рассказах гремел Вовка. Их смысл сводился к тому, что в хакасской степи объявился крайне мужественный батыр, обративший в бегство (по другой версии, замочивший) известного на всю степь быка Короля. Тут, пожалуй, сразу к примеру.

Койбальская степь. Урочище Солонцы. В пятидесяти четырёх километрах от местонахождения наших героев.

— Гришака, по-твоему, врёт про Аршановского пастушка?! Врёт, по-твоему?! Врёт, да? — напустился щуплый ветеринар Лившиц на своего друга, ражего комбайнера Заливашко, как тойтерьер на сенбернара. — Как же! Ага! Перед смертью, поди, не врут!

— Чё ж ты Гришаку раньше срока хоронишь? — покачал головой Заливашко. — Мужику сорокета нет. Поживёт ещё, поплатит кредиты.

— Людка про его шашни с бухгалтершей прознала. На всю контору блажила: «Молися, вымпел переходящий и обладатель твой!»… Ох, не будет Гришаке жизни! Суток мужик не протянет!

— Мож, выкарабкается ещё.

— Куда там — рак у него!

— Ну, это знаешь, — отмахнулся Заливашко.