Гиммлер. Инквизитор в пенсне - Андрей Васильченко

Может возникнуть логичный вопрос, что связывало между собой Генриха Гиммлера и Маргарету? Они происходили из разных кругов, принадлежали к разным социальным слоям. Оказывается, общим у них был интерес к лекарственным травам и гомеопатии. И Генрих, и Маргарета мечтали обладать небольшим земельным участком, на котором бы они разводили кур, овощи и выращивали лекарственные растения. Кроме этого они оба любили загадки, шарады, кроссворды, которые уже в те времена стали печататься отдельными брошюрами. Во время коротких встреч это было их любым средством от скуки. Маргарета за неделю до свиданий просила Генриха, чтобы тот запасся книжками с загадками, чтобы «им было чем заняться». Уже одна эта фраза указывает на то, что продолжительное время отношения Генриха и Маргареты носили преимущественно платонический характер. Со временем Гиммлер стал давать своей приятельнице книги, которые были посвящены разоблачению «масонского заговора». Затем последовала литература по «еврейскому вопросу».

Постепенно в переписке Генриха и Маргареты стали мелькать политические темы.

Например, Гиммлер не раз выражал свое яростное неприятие крупных городов, которые он полагал «погибелью нации». Маргарета пыталась с мягкой иронией устранить эти опасения: «Ты не должен бояться “больших городов”, доверь мне заботу о тебе, чтобы я могла тебя защитить». Нередко Маргарета интересовалась болями в желудке, которые во второй половине 20-х годов беспокоили Гиммлера едва ли не постоянно. Как можно было установить из писем Маргареты, Гиммлер полагал, что его проблемы с желудком имели психосоматический характер. Он считал, что боли являлись результатом его неимоверных усилий по сохранению самоконтроля и соблюдению самодисциплины. Кроме этого не исключено, что Гиммлер был явно недоволен своей внешностью. На это указывают слова, которые Маргарета написала в одном из писем. Она комментировала одну из присланных фотографий: «Зачем ты прикрыл лицо рукой? Надо ли тебе скрывать свой подбородок?» Действительно, слабо выраженный подбородок мало соответствовал образу «героического солдата».

Надо отметить, что и Генрих, и Маргарета долгое время сомневались в искренности своих отношений. Женщина не раз интересовалась, не считал ли Генрих их отношения обузой, не сомневался ли он в том, что ее любовь была столь же сильной, как и его к ней. «Моя любовь не должна быть для тебя бременем. Она никогда не будет навязчивой. Но ты еще не достиг того состояния, чтобы честно говорить со мной. Ты не отвечаешь мне, когда я спрашиваю, что ты чувствуешь в глубине души». Не исключено, что Маргарета опасалась, что писала Генриху слишком много писем. По большому счету любовные отношения Маргареты и Генриха Гиммлера развивались очень сложно. Она писала: «Я не могу представить себе любовь без горя и печали… Ты не знаешь, насколько я печальна сейчас… Ты сомневаешься в моей любви? Я могу тебя смело заверить, что ни одна женщина не будет любить тебя так сильно, как люблю я».

В конце 1927 года Генрих Гиммлер направился в родительский дом, чтобы провести там все праздники. С отцом он в основном беседовал о тактике уличной борьбы. Маргарета, которая хотя и была немецкой националисткой, но все-таки не разделяла радикальных идей Гиммлера. «Почему ты постоянно кровожадно хватаешься за нож? — спрашивала она, подразумевая стремление Гиммлера к энергичным действиям. — Тебе стоит быть более консервативным». Кроме этого Маргарета полагала, что Национал-социалистическая партия использовала Генриха, не давая ему ничего взамен. «Я не могу понять, как можно настолько беспрекословно подчиняться партии, что в итоге не иметь времени, чтобы написать небольшое письмо. Эти господа не имеют права столь жестко тебя эксплуатировать. Они, наверное, больше спят и меньше работают. Это рискует закончиться тем, что ты будешь больным и уставшим». Не исключено, что Гиммлер, который не решался развивать свои отношения с Маргаретой, нередко «прикрывался» служебными делами, чтобы избежать некоторых из свиданий. В первые месяцы 1928 года они встречались всего лишь несколько раз: в январе — в Баварии, в феврале — в Берлине, затем в апреле — вновь в Берлине, в мае — в Мюнхене. Маргарета не раз пыталась беседовать о возможной совместной жизни, но Генрих Гиммлер не мог сказать ничего определенного.

По мере того как более очевидными становились общие планы на будущее, тем меньше значения Маргарета придавала своему независимому существованию в качестве руководительницы медицинской клиники. Она в своих письмах сообщала Генриху, что расставание с клиникой, в которой она провела четыре года, произойдет легко, так как в ней она постоянно сталкивалась с «людской подлостью», а потому все воспоминания, связанные с этим заведением, вызывают у нее досаду. Однако в этих условиях Маргарета опасалась, что она окажется совершенно одна в незнакомой ей местности. Гиммлер же не всегда шел на ее поводу. Так, например, буквально накануне свадьбы не раз вспыхивали горячие споры, где должна была состояться свадьба: в Берлине или в Мюнхене. Кроме этого Маргарета решительно отказалась от свадебного путешествия. Она не сразу согласилась на продажу своей клиники. А после этого отвергала идею о приобретении собственного дома в окрестностях Мюнхена. Она ни в коем случае не хотела быть домохозяйкой. В одном из писем она сообщала: «Ты собираешься превратиться в мещанина. Я тебе этого не позволю. Если ты хочешь готовить на кухне, то тебе придется взять на себя все женские домашние хлопоты». Подобная перемена социальных ролей никак не могла устроить Генриха Гиммлера.

Письма, которые писала Маргарета, были наполнены множеством сомнений относительно того, что у нее с Генрихом может быть общее будущее. Как-то она сообщила, что ее приятельница отговаривала выходить замуж за мужичину, который был моложе на семь лет.

По этой причине она настаивала на том, что жених должен был смириться с тем, что он вскоре расстанется со свободной холостяцкой жизнью: «В театре и в кино ты был жаждущим развлечений человеком. Однако у тебя будет любимая, а потому все эти развлечения должны стать редкими». После этого Гиммлер направил ответное письмо, в котором попросил составить список всех пожеланий и требований. Это немало рассердило Маргарету. Она возмущенно писала: «Больше никогда не пиши: во-первых, во-вторых, в-третьих. Ты ведешь себя как чиновник». Однако настоящий страх Маргарета испытывала перед предстоящим знакомством с родителями Генриха. Этот страх превратился в форменную фобию, панический ужас. Это указывает на то, что Маргарета очень трудно сходилась с незнакомыми ей людьми.

Самое вероятное в феврале 1928 года Генрих Гиммлер и Маргарета приняли решение сочетаться браком. Она все-таки решилась продать свою клинику. В итоге она договорилась о цене в 12 тысяч рейхсмарок, что было не очень большой суммой. Находясь под влиянием антисемитских идей, она написала: «Ох уж этот Хаушильдт! Еврей останется евреем. Но другие не лучше — все они одним миром мазаны». Гиммлер же рассказал родителям о своем намерении жениться приблизительно весной 1928 года. Однако он решил до поры до времени опустить некоторые детали из биографии своей невесты. По этой причине можно было отметить изменение отношения к предстоящему браку матери Генриха Гиммлера. В апреле 1928 года она пишет своему сыну, что искренне желает ему «найти спутницу жизни, которая будет делить с ним радости и горе». После этого был выбран день для знакомства с невестой. При этом непременно должен был присутствовать отец. Надо сказать, что, несмотря на то что во время встречи не было сказано ни одного резкого слова, опасения Маргареты не были беспочвенными. Некоторое время спустя Генрих получил от своей матери письмо, в котором она не скрывала своего ужаса: невестой ее сына была немолодая и разведенная лютеранка! Это было нарушением всех правил и приличий, которых придерживались в семье Гиммлеров. Впрочем, отец Генриха Гиммлера был более сдержанным в своих реакциях. В итоге оба родителя решили принять Маргарету как можно более любезно. Когда та в мае 1928 года жила в Мюнхене, они непременно хотели, чтобы она гостила в родительском доме. Сама же Маргарета весьма неохотно приняла это предложение.