Изгой. Кровь и пламя - Дем Михайлов

Птицы…

Десятки самых разных птиц навестили нас.

Тетерева, глухари, горлицы, другие незнакомые мне птицы… все они сидели у самой нашей защитной стены, расположившись на скальных выступах, карнизах…

И все птицы сидели неестественно неподвижно, неотрывно глядя на верх стены. Я буквально кожей ощущал их скрещенные на мне взгляды. Взгляды живых существ, чьи тела сейчас напоминали мертвые чучела, рассаженные по скалам. Не приходилось задумываться, кто именно стоит за этим.

Тарис Некромант послал нам ответный подарок. Мы ему двух горлиц, а он нам целую стаю самых разных птиц.

И не только птиц… один из стражей указал вниз, где у подножия стены в такой же неподвижности застыло два взрослых оленя, один олененок и один волк. Все звери твердо стоят на всех четырех ногах, головы задраны вверх, на нас направлены их взгляды… один из оленей издал поразительно тонкий дрожащий звук, напоминающий плач…

– Будь ты проклят, Тарис! – с ненавистью выдохнул стоящий рядом отец Флатис.

– Что это? – спросил я. – Не разведка точно. Больше похоже на мастерскую чучельника.

– Она и есть! Только в чучелах еще теплится жизнь! Приветствие некроманта. В древние времена в города и селения прилетали такие вот птахи, приходили звери, иногда и люди. И замирали в неподвижности. Словно впадали в оцепенение. Раньше приспешники тьмы наводили так страх даже на самые защищенные города. Ведь безвинные существа теперь будут так сидеть и стоять до тех пор, пока не умрут.

– Птиц и зверей жалко, – пожал я плечами. – Но не более того. Не могу сказать, что я особо впечатлен. Литас! Ну-ка…

– Понял, господин!

Со свистом вниз ушла выпущенная из лука стрела, попав точно в шею задравшего морду волка. На землю хлынула было кровь… и тут же ее ток прекратился, рана словно закрылась сама собой в мгновение ока. Волк продолжил стоять с торчащей из шеи стрелой… из полуоткрытых челюстей вырвалось пронзительное жалобное скуление… лесной хищник плакал, не сводя с нас глаз.

По стене прокатились мужские ругательства, редкое бабье оханье.

– Теперь понял? – мрачно спросил священник. – Они переполнены влитой Тарисом жизненной силой. Раны быстро исцеляются, надобности в еде у них почти нет. Они просто стоят и смотрят. Только глаза и живые… долго ли сможешь ты смотреть в глаза безвинного существа, обреченного на подобную участь? Ведь они ощущают сейчас дикий страх, Корне. Ужас, боль от затекших мышц, резь в пустом желудке, страх при виде людей, боль, когда ты наносишь им раны…

а эти раны вновь заживают…Ты бьешь – зверь плачет, раны заживают. Сейчас ты видишь перед собой застывшего волка, оленя, птиц… а если бы там был человеческий ребенок? Что тогда? Нанес бы ему несколько десятков ударов? Отрезал бы ребенку голову, дабы не дать ему залечить раны? А голова ведь и не умрет! Так и будет смотреть на тебя живым взглядом – глаза-то шевелятся! А если голову не отрезать, то еще хуже – плакать будет нет-нет… а потом сипеть, когда горло пересохнет… И так до тех пор, пока не иссякнет вся жизненная сила…

– Будь проклят Тарпе… – глухо заворчал незнамо когда подоспевший Рикар, вставший за моей спиной. – Ублюдок!

– Стрелять ли дальше, господин? – поинтересовался посмурневший Литас. – Не люблю я зверя мучить… но так ведь еще хуже. Стоят застывшие и словно бы в душу заглядывают…

– Погоди, – велел я и повернулся к священнику. – Сможете исцелить пташек и зверей?

– Только если прикоснуться к ним, сумею, – вздохнул священник. – Темных ритуалов над ними не проводили. И не нежить это. Обычные звери, накачанные чужой жизненной силой. Если коснусь и прочту молитву… все будет исправлено.

– Спускаться не дам! Кто знает, может, это ловушка? Я нежить и чужую жизненную силу чую, но тут столько зверья собралось, что толком не поймешь ничего, – отрезал я. – Литас! Тащите веревку, вяжите на ней петлю и накидывайте на стоящих вниз зверей. Потом подсекайте и втаскивайте. Связывайте им лапы или копыта. Стягивайте волку пасть. После чего отец Флатис снимет проклятье. Вот тогда-то и добьете оленей. Волка от проклятья попытаюсь освободить я сам.

– Хорошо, господин Корне. А… а птицы? Вон как филин смотрит… от света дневного бедолага и прищуриться не может…

– Тарис нас сейчас видит? – вновь задал я вопрос священнику.

– Нет. Птицы или звери должны к нему вернуться.

– Тогда сожгите птиц, отче, – попросил я. – Даруйте им быструю смерть.

– Даруйте смерть… эх… – вздохнул старик. – Да будет так… но тогда и зверей могу так же…

– Нет. Там два оленя! Столько мяса… а до птиц нам не дотянуться. Радуйся, Литас, раньше была у тебя охота, а теперь звериная рыбалка.

– Радовать тут нечему, господин…

– Но и горевать не над чем! Веревка где?

– Уже послал за ней.

В-в-вах!

Тот самый филин, зыркающий огромными глазищами, вмиг полыхнул огнем. Затрещали сгорающие перья, потянулся дым, послышался короткий птичий крик, и на камень упала дергающаяся обгорелая птичья тушка. М-мать… обгоревший филин с пережженными лапами и крыльями все еще жил… новая огненная вспышка, из бьющейся о камень птичьей головы рванулось пламя, и филин наконец-то затих… Плотно сжав губы, отец Флатис протянул руку к следующей ни в чем неповинной птице. И снова полыхнуло пламя…

А если бы не было у нас волшебника с огненным даром?

Истыкать птиц стрелами? Руками ведь до них не дотянуться, высоко сидят. Не заставлять же людей или гномов карабкаться по отвесным мокрым стенам. Но и получить в итоге живую птицу, превращенную в подушечку для иголок, продолжающую смотреть… страшно как-то… а еще эти редкие жалобные крики, выворачивающие нутро наизнанку…

Проигнорировать птиц? Но их взгляды… к тому же чувствует мое сердце, что если в ближайшее время Тарис не пойдет на штурм, то подобные «гости» навестят нас еще не раз, дабы ввести наши души в смущение. И тогда вокруг поселения прибавится число подобных «живых» чучел, неотрывно смотрящих на тебя слезящимися глазами и жалобно плачущих, прося их отпустить или убить…

Будь же ты проклят, Тарис с черным сердцем! А если бы ты сам оказался на месте этих зверей?

Впрочем… он ведь и оказался. Почти два века пролежал заживо погребенный, плача, стеная, проклиная… вот только полученный им самим урок не пошел впрок, раз уж он продолжает творить подобную гнусь…

– Когда я доберусь до глотки Тариса, – спокойно вымолвил я, глядя, как вспыхивает очередная птичка невеличка, – я подарю ему такой кошмар, что погребение заживо покажется ему раем!

– Его надо сжечь! А пепел развеять! – отрезал старик. – Если уж добрался до гадины – дави быстро и беспощадно!

– О, – заметил я. – Пощады не будет точно! Уж мне вы можете поверить! Однажды я эту тварь спустил под лед!

– И возразить-то нечего, – вздохнул старик, вновь поднимая задымившуюся руку.