Неидеальный Джон против неидеального мира - Михаил Михайлович Сердюков

закрылась ото всех, и у нее остался только ее секрет – необъяснимые чувства к Джону. Этим важным для нее секретом она не собиралась ни с кем делиться. Как жемчуг образуется из песка и мелких паразитов внутри ракушки, так и из смеси непонятных чувств стало образовываться что-то прекрасное внутри Энн.

Дневник тринадцатилетней Энн

Мой папа всегда молчит, а мама много разговаривает. Папа угрюм, а мама весела. Папа сидит на кресле с газетой, а мама крутится вокруг него. В школе говорят, что мужчины не должны разговаривать, они должны что-то делать. Учительница английского сказала, что самые сильные мужчины – молчаливые, потому что они не болтают, а работают. Наверное, мой папа самый сильный мужчина в мире: я не знаю никого молчаливей него.

Интересно, о чем он постоянно думает? Я как-то спросила его, но он ничего не ответил. Промолчал.

Мама сказала, что папа очень умный и работает на серьезной работе, поэтому он не любит все несерьезное. Тогда я спросила: «Почему он любит тебя?» Мама обиделась.

Иногда я думаю, каким будет мой муж. И мне представляется самый сильный мужчина, который способен молчать хоть миллион лет.

Зеркало прошлого

Джон молча дергал пинцетом волоски на шее. В отражении на него смотрел побитый парень. Его лицо было кривым, словно одну его сторону покусали пчелы, но он почему-то не злился. Джон просто смотрел на себя и хладнокровно выдергивал волоски из шеи.

Перед выходом из дома он надел неглаженую одежду. Джона ждала работа в MetLife, его ждали дела и Энн. Он опаздывал, но его это не беспокоило, он был тверд, как камень, и стремителен, как стрела. К метро он шагал уверенно. Если бы Джона встретил мистер Итан или дядя Лукас, они бы не узнали его.

Энн тоже шла в офис, но робко, аккуратно, будто она нежная леди, спешащая на курсы благородных девиц. Весь ее напор куда-то подевался. К зданию MetLife она подходила чуть ли не растерянной. Это не было ей свойственно.

Джон и Энн встретились у входа. Оба замерли и не знали, что делать. Побитый парень смотрел на неидеальную Энн. Они не могли узнать друг друга. Им казалось, что они смотрели в зеркало и видели себя прежних, до того момента, как произошло их знакомство.

Энн выглядела опрятно. От нее исходил приятный аромат, одежда была выглажена, а осанка ровной, но ее тело говорило о сомнениях, а глаза о страхе. Джон же был взъерошен, будто он приехал на бетономешалке, в самой центрифуге. Его глаза пылали, а тело было выгнуто вперед.

– У тебя синяки, – прошептала Энн.

– У тебя приятный парфюм, – ответил Джон.

Они не двигались. Весь мир ходил ходуном вокруг них, люди с папками пробегали мимо, не замечая, что время для Энн и Джона замерло. Они вроде о чем-то думали, а вроде нет. Они вроде желали что-то сказать друг другу, а вроде им важнее было помолчать.

– Ты злишься? – спросила Энн.

– А ты?

Вместо ответа Энн поправила воротник Джона, а потом просто замерла. Они снова стояли молча, боясь все испортить. Много отношений было испорчено именно из-за слов, из-за того, что люди говорили не совсем то, что они думали, и их понимали не совсем так, как хотелось. Слова отдаляли людей друг от друга и были придуманы, чтобы вставлять между ними молчание. Энн и Джон пользовались этой возможностью. Они смотрели друг на друга, а время пульсировало вокруг них, они были вне времени. Энн держалась стойко, как раньше держался стойко ее отец, он мало разговаривал, но она знала, что это было его проявление любви. Джон тоже молчал – привык. Его никто не слушал, его голос никому не был нужен, и сейчас тоже, так ему казалось. Рыжий парень в коричневом пальто смотрел на светлую девушку в длинном пуховике, это продолжалось минут десять, пока девушка не сорвалась с места и не набросила руки на плечи парня, а потом подтянула свое тело ближе к нему и сказала:

– Если мы прогуляем сегодня работу, кто-то это заметит?

– Никто не думает о других, все думают о себе. Зачем нам думать о них?

– Поехали к тебе, Джон, – тихо сказала Энн. Она сказала это настолько тихо, что Джон возбудился, ощутив легкое головокружение. Он сглотнул слюну и ответил:

– Поехали.

Исповедь миссис Рид. Часть 5

В дверь отца Паоло постучали. Часы показывали половину девятого вечера. Он не ждал гостей. К нему никогда не приходили гости. В его маленькой квартире недалеко от церкви вообще никогда никого не было, кроме него.

– Кто там? – накидывая на себя халат, крикнул он.

Никто не ответил. Он пробежался взглядом по комнате, увидел два журнала Playboy у кровати и сунул их под кровать. Он стал вспоминать, где оставил крем для интимных мест, чтобы тоже его спрятать. Найдя смазку на полке среди книг Жюля Верна и Марка Твена, отец Паоло определил ее к журналам – под кровать.

– Кто там?

– Это Оана Рид, – раздалось за дверью.

– Миссис Рид? Что-то случилось? – священник распахнул дверь.

На пороге стояла невысокая женщина в длинном пальто. Ее глаза сияли, а рот был приоткрыт. Она смотрела на Паоло страстным взглядом, так, как смотрит кошка перед броском на шерстяной клубок.

– Паоло, – тихо сказала она, – я давно хотела сделать это.

Паоло выпрямился и нервно поправил волосы. От Оаны исходило что-то запретное, но очень манящее.

– Миссис Рид, вам лучше уйти домой, – занервничал Паоло, – к мальчикам.

– Мальчики уже взрослые, Паоло, как и я. – И она распахнула пальто.

Взгляду священника открылось голое тело Оаны Рид. Несмотря на то, что у нее было двое детей, несмотря на то, что ей было больше сорока, тело Оаны было превосходным: небольшая округлая грудь, с аккуратными гранатовыми сосочками в центре, скользящая вниз талия с расширением в бедрах.

Паоло замер. Он не знал, как вести себя. Он смотрел на миссис Рид и боролся с чем-то древним внутри себя, с чем-то очень сильным и плохо поддающимся контролю.

– Обними меня, Паоло, – Оана сделала шаг к хозяину квартиры.

Паоло не смог сопротивляться своим инстинктам. Он положил руки на талию, а потом они соскользнули к ягодицам обнаженной женщины. Как только он крепко сжал миссис Рид, он совсем потерял рассудок, и его руки стали гулять по ее телу, словно пальцы талантливого пианиста,