Тайник в старой стене - Валерий Шарапов

– А разве мы не должны приложить этот нож к вещдокам? – поинтересовался Богданов.

– И в самом деле, ты хоть на отпечатки его проверил? – согласился Корнев.

– Там не будет никаких отпечатков, кроме детских! – уверенно ответил Зверев. – Тот мальчишка наверняка отмыл нож после того, как вынул его из помойки. Я действительно верну нож парню, потому что я ему пообещал.

Корнев покачал головой:

– Итак, что мы теперь имеем?

– Когда Герман сообщил нам, что нашел пиратское золото в жилище Крапивина, я поначалу тоже подумал, что мальчишка заигрался. Но вскоре мы узнали, что он имел в виду. По мнению мальчика, большую часть золота забрали пропавшие Егор и Василий, а парень нашел одну из монет, которую они обронили. Гера, страстный любитель оружия, не придумал ничего лучшего, как выменять за эту монету нож, который принадлежал жившему по соседству одноногому ветерану дяде Грише.

– Пацан почему-то называл его Долговязым Джоном Сильвером, – усмехнулся Костин, – а Крапивин был для него каким-то Бонсом.

– Какие еще Бонсы и Сильверы? – возмутился Корнев.

– Я, кажется, понял. Билли Бонс был штурманом на пиратском корабле капитана Флинта, – принялся с энтузиазмом пояснять Богданов. – Тот спрятал на острове свои несметные сокровища и отметил на карте место. Флинт умер от апоплексического удара, а Билли Бонс завладел картой и скрылся от своих соратников, не желая делить с ними награбленное золото. Одноногий Джон Сильвер верховодил шайкой, охотился за картой Флинта. Это же «Остров сокровищ»! Неужели вы не читали?

– Ты говоришь, что Сильвер был одноногим? – уточнил Зверев.

– Да, а у Билли Бонса был шрам на щеке.

– Тогда понятно, почему Гера их так окрестил: у Крапивина – шрам, а у дяди Гриши нет одной ноги…

– Ну хватит! Нам сейчас не до пиратов! – огрызнулся Корнев. – Нас с вами сюда поставили, чтобы жуликов ловить, а не каких-то там Сильверов и Флинтов! Пусть Зверев все излагает, а вы помолчите.

Подполковник обвел Богданова и Костина суровым взглядом, те на время умолкли. Зверев продолжил:

– Значит, так… Наш одноногий дядя Гриша, он же Григорий Клянчин, мужчина злобный и агрессивный, не прочь иногда заложить за воротник. Как-то раз, напившись до чертиков, он впал в буйство и стал скакать на своем костыле по двору, размахивая вот этим самым ножом и пугая соседей. К счастью, Клянчин никого не порезал, а когда уснул на скамейке, его жена от греха подальше выбросила трофейный нож в мусорный бак. Произошедшее видел еще один мальчик – Моня Липкин. Он достал нож и забрал его себе, а позже отдал нож сыну скрипачки Элеоноры в обмен на монету.

– И куда же он дел эту монету? – уточнил Корнев.

– Выяснить, куда подевалась монета, мы пока не смогли! Спустя год после того, как была обнаружена монета, отец Мони, Авраам Яковлевич Липкин, получил в наследство от покойного батюшки приличный дом с виноградниками, и они всей семьей переехали в Ялту.

– И что же ты теперь собираешься предпринять? Ничего, что помогло бы нам выяснить, куда подевался сын генерала Антипова, мы так и не нашли.

– Мы знаем, что в крапивинский дом попала бомба и разрушила часть стены, и это позволило обнаружить устроенный в ней тайник. Я полагаю, что девушка Лиза, – не то Еремеева, не то Ермолаева, – снимавшая у Крапивина комнату, обнаружила труп своего хозяина и увидела спрятанные им ценности. Девушка сообщила о находке в районный отдел милиции. На подступах к городу уже шли бои, но начальник милиции местного райотдела все равно выслал группу, чтобы разобраться с находкой. Когда Антипов-младший и Василий Малашин прибыли на Лесную, первые немецкие солдаты уже ворвались в город. Милицейская машина была расстреляна из бронетранспортера, водитель убит, а два наших сотрудника, по всей видимости, успели укрыться в подъезде крапивинского дома. Что с ними стало потом, действительно ли это они забрали монеты, мы пока не знаем.

– С Лизой та же история, – добавил Костин.

– И где же нам теперь искать всех троих? – спросил Корнев.

– Пока не знаю, – сказал Зверев. – Но, возможно, если мы выясним, что прятал в своей квартире Крапивин, это может навести нас на след Егора. Для начала я собираюсь найти ту самую монету, которую обнаружил Гера. Последним ее обладателем, как нам известно, был Моня Липкин, ныне проживающий в Ялте.

– Уж не собираешься ли ты для этого махануть в Крым?

– Попытаюсь обойтись без этого. Незадолго до того, как уехать из города, Моня купил себе новенький велосипед и целую неделю объедался пирожными и пил газировку. Я уверен, что мальчик продал кому-то монету, и продал за весьма солидные деньги. По словам Германа, монета не такая уж и большая, не больше двух сантиметров в диаметре, и даже если она целиком сделана из золота, то максимум, что можно за нее получить, – это двести рублей.

– Детский велосипед стоит меньше двухсот рублей! – заявил Корнев.

– Согласен! Но, после того как Герман отдал Моне монету, у его матери появились лисья шубка и ожерелье из настоящего жемчуга, – уточнил Зверев.

– Хочешь сказать, что монету продал не мальчик, а его мамаша?

– Может, и так, но более вероятно то, что, когда парень стал транжирить деньги и купил велосипед, мать, узнав о проданной монете, просто-напросто изъяла у паренька оставшиеся деньги.

– И что это нам всем дает?

– Мы почти уверены, что это была не просто монета, а очень ценная монета! Возможно, древняя, не исключено, что она имеет принадлежность к какой-нибудь коллекции. Не зря же Крапивин так тщательно прятал свой клад. Герман сказал, что на монете был изображен лучник с короной на голове! Так что это определенно не современная монета. Нам стоит тряхнуть антикваров, коллекционеров, нумизматов и прочих ценителей старины. Тот, кто купил найденную Германом монету, судя по всему, выложил за нее кругленькую сумму. Сделанные Моней и его мамашей покупки являются прямым тому доказательством. Такие деньги за одну монету мог заплатить только истинный ценитель, а не какой-нибудь рядовой фармазонщик[7] или мелкий торгаш с барахолки.

– А что? Таких у нас в городе не так уж и много! – видимо, впервые уверовав в успех поисков, произнес Корнев.

– И кто же нам подскажет, где искать истинных ценителей древних монет? – поинтересовался Вадик Богданов.

Зверев ухмыльнулся:

– Мне кажется, я знаю одно место.

Педагогический институт имени Кирова, основанный более семидесяти лет назад как мужская учительская семинария, за весь период своего существования часто менял названия. Сначала из семинарии он превратился в институт, потом в техникум, а чуть позже, в тридцать четвертом году, снова повысил свой статус и стал называться институтом, где готовили учителей семилетних школ. Перед оккупацией немцами институт был эвакуирован в Киров, но спустя несколько лет вернулся на свое прежнее место и теперь активно готовил специалистов народного образования для всего Советского Союза.