Ворон и роза - Сьюзен Виггз

Девушка открыла глаза и проследила за его взглядом на долину.

— Иногда путешественники жалеют меня за то, что я сирота. Но я никогда не чувствовала себя одинокой. Вместо двух родителей у меня их целая дюжина.

— Настоятель относится к вам как отец.

Ее лицо смягчилось от любви.

— Отец Джулиан был молод, когда меня подбросили сюда.

— Когда он стал настоятелем?

— Восемнадцать или девятнадцать лет назад. Он никогда не говорил об этом, но я чувствую, что ему пришлось отстаивать в епархии мое присутствие здесь.

— Но почему настоятелю пришлось отстаивать вас?

— В обязанности приюта не входит воспитание сирот, особенно женского пола.

— Но уверен, настоятель не подразумевает, что вы останетесь здесь на всю жизнь?

Лорелея подтянула колени к груди:

— А почему нет? Мне некуда больше идти.

Дэниел воспользовался удобным случаем.

— А замужество? — осторожно поинтересовался он. — Отец Джулиан говорил когда-нибудь с вами на эту тему?

Девушка усмехнулась, словно такая мысль ни разу не приходила ей в голову.

— Из меня не получится очень хорошей жены. Думаю, отец Джулиан подразумевает, что я проведу всю жизнь здесь, в приюте. Он всегда так оберегал меня.

«Или, возможно, у этого священника со строгим лицом были более эгоистичные мотивы так опекать тебя», — подумал Дэниел. Может быть, охраняя незаконную дочь Людовика XVI, отец Джулиан ожидал награды и для себя? Но от кого? Граф Дартуа[6], младший брат Людовика XVI, жил в изгнании: Дэниел даже представить себе не мог, что он обрадуется, когда узнает о существовании незаконнорожденной принцессы. Но испокон веков существовал шантаж…

— Вы уверены, что отец Джулиан рассердится, когда узнает, что вы отослали трактат за границу? — спросил Дэниел.

— О, он очень рассердится, — ответила девушка. — И я буду вынуждена внимать одной из его проповедей о послушании. — Она взяла камень и бросила его в ущелье. — Но, тем не менее, надеюсь, что он втайне будет гордиться мною.

Дэниел удивлялся ее беззаботности. Несмотря на небрежение к одежде и отсутствие утонченности и изысканных манер, девушка была очаровательна. Ничто в жизни не заставляло ее сомневаться в своей безопасности. И ничто в жизни не готовило к потрясению, которому скоро подвергнет ее Дэниел.

Лорелея ловко бросила еще один камень в выбранную цель, и Дэниел заметил:

— У вас хорошо получается.

Она улыбнулась. Яркое солнце осветило веснушки на ее носу.

— Отец Эмиль научил меня.

Она сосредоточенно нахмурилась и бросила третий камень. И на этот раз Дэниел отметил натренированность ее движений. «Один из парижан», — отметил он.

— Как долго вы его знаете?

— Мне было двенадцать, когда он вместе с отцом Гастоном приехал из Парижа, — сказала девушка. — Они бежали от кровавого восстания в 1792 году[7].

У Дэниела тревожно сжалось сердце.

— Они были роялистами[8]?

— Отец Гастон искренне верил в божественное предназначение королей. Отец Эмиль из простых людей, но и он не благоволил царству террора. Он сказал, что увидел ад и желает посвятить свою жизнь Богу.

Много людей, понял Дэниел, были кровно заинтересованы будущим незаконнорожденной принцессы. Тем, останется она живой или умрет.

— Такое легкомысленное занятие — учить девушку бросать камни в цель — никак не вяжется со всем обликом и поведением отца Эмиля, — смеясь, сказал Дэниел. — По-моему, он слишком строг, властен… благочестив.

— Отец Эмиль любит всем управлять. Ему не нравится, как отец Джулиан ведет дела в приюте. Теперь самый благочестивый человек — отец Гастон. Он придирчив до невозможности, постоянно одергивает и отчитывает меня за малейший неблаговидный, по его мнению, поступок.

«Почему? — насторожился Дэниел. — Не потому ли, что у отца Гастона есть собственное мнение о том, как должна быть воспитана принцесса?». Дэниел потер руку о шершавую поверхность камня. Так много жизней переплетаются между собой, как нити в темной паутине.

— Расскажите мне об отце Ансельме.

— Я научилась читать, сидя на его коленях. Я посещала уроки вместе с послушниками, но у отца Ансельма всегда находилось время учить меня частным образом. Он уверен, что у меня способности к учебе.

«Неужели? — подумал Дэниел. — Или у старого каноника было горделивое желание наставлять принцессу Бурбон[9]?»

— Он обучал вас только медицине?

— О, конечно нет. Я прошла полный курс: языки, литература, география, история, математика, — она усмехнулась. — Латынь тоже, но с ней у меня ничего не вышло.

— И он оказался прав? — спросил Дэниел. — Вы способная ученица?

Девушка нахмурилась, в ее карих глазах вспыхнул огонь.

— Я не умаляю своих способностей, данных мне от природы. Это — божественный дар. Но есть еще мое упорство в достижении задуманного. Мне пришлось много работать. Я училась несколько лет.

— Простите. Я никогда не сомневался в вашей одаренности.

— Благодарю.

Дэниел продолжал искать ключ к разгадке.

— А Сильвейн? Как долго вы его знаете?

— С тех пор, как он пришел сюда несколько лет назад. Мы стали лучшими друзьями, — ответила Лорелея и указала в сторону озера, которое находилось далеко внизу: — Вон там мы строили шалаш из веток. Из кладовки приносили еду и встречались в шалаше в полночь, а потом рассказывали друг другу страшные истории о привидениях.

Дэниел представил себе прошедшие дни их беззаботного детства. В его душу закрались зависть, тоска и легкая грусть, У него не было таких воспоминаний, и впервые он пожалел об этом.

— Но сейчас все ушло в прошлое? — подсказал Дэниел.

Девушка утвердительно качнула головой.

— Он изменился. Но это неизбежно. В следующем году Сильвейн даст обет и станет каноником. Он должен теперь более серьезно относиться к своему положению и вере, — она подцепила носком сапога комок снега. — Как и все мы, впрочем.

Лорелея посмотрела на Дэниела и на ее губах заиграла улыбка.

— Сегодня вас просто распирает от вопросов. Это потому, что мы единственные люди в мире, которых вы знаете?