День 21. Книга вторая - Анна Грэм

Когда я нажала кнопку вызова, все слова, что вертелись у меня в голове, вмиг выветрились. Остался один монотонный гул телефонной связи, прерываемый секундами тишины. Живот прилипал к рёбрам, а ладони потели — мне вдруг сделалось жутко от того, что я не смогу помочь. Не смогу ничего сказать, а Дион и слушать не станет. Что она наделает глупостей и пострадает. Когда звонок прервался и экран потемнел, я едва не выронила комм. Дион сидела в своей комнаты, шторы были задёрнуты, а свет не горел, и я не сразу смогла вычленить из густой тьмы её лицо — подсветка её телефона была убавлена на минимум, оно сливалось с окружением, только белки глаз с красными прожилками капилляров говорили о том, что Дион всё-таки в эфире.

— Привет, — испуганно прошептала я.

— Тебе мама позвонила, да? — она сбила меня на подходе, и я поняла, что готовилась зря. Мне придётся импровизировать.

— Она волнуется. И я волнуюсь.

— Ты не звонила мне с июля, — в её голосе не было истеричных ноток, она была холодна и спокойна, и это пугало куда сильнее. Я была готова к слезам и крикам, но никак не к каменной решимости принять неизбежное. Именно с таким настроем, в полной уверенности, люди совершают самые серьёзные шаги и самые страшные свои ошибки. Сейчас ей было не четырнадцать, в её глазах сквозила вековая печаль. Почему любовь называют самым прекрасным чувством на земле, если оно заставляет нас так страдать?

— Я прошу у тебя прощения за это. Я поступила, как последняя эгоистка, — я вздохнула. Признавать вину тяжело, но после чувствуется облегчение. Когда сказать в своё оправдание нечего, остаётся только искренность. — Милая, ты мне очень дорога. Правда. И мне очень жаль, что я так и не позвонила тебе. Понимаешь, мне всегда казалось, что я обуза для вас. Я знаю, что это не так, да, но именно поэтому я сторонилась. Не хотела мешать. Дай мне шанс исправиться?

Ей очень нужен был кто-то. Желание выговориться и поделиться своей бедой оказалось сильнее обиды. Дион вздохнула.

— Ты наверняка уже всё знаешь. Мы каждый час списываемся. Он в больнице, ему очень плохо. Под глазами синяки… — её монотонный голос сорвался, Дион задушила всхлип в кулаке. Совсем как взрослая.

— Он поправится.

— Кто-то хоть раз поправлялся, Флор?! — она чуть повысила голос, а потом усмехнулась, словно бы уличила меня во лжи. А я всего лишь кособоко пыталась поддержать…

— Помнишь, когда я впервые пришла к вам домой? — В одном носке и домашних тапках, в трениках, в футболке с разорванной горловиной. В слезах, с опухшим лицом, благо без синяков, была бы, как баклажан. Такое вряд ли забывается. Я помнила до секунды… — Мне было так плохо и больно, что я думала, дня не протяну, умру. Я сейчас скажу не то, что ты хочешь услышать, но я скажу, — это был полнейший экспромт, я не знала, как это подействует на неё, но иного варианта я не видела. Набрав полные лёгкие воздуха, я выдала. — Даже если случится самое страшное, Ди, ты это переживёшь. Ни одна даже самая сильная любовь не стоит твоей жизни, Дион.

Она замерла на мгновение, ошарашенная. А потом расплакалась. Её решимость умереть треснула, словно корка льда. Она боялась умереть. Дион очень любила маму, папу и сестёр. Она любила не только этого несчастного мальчика, но и свою семью. Я заставила её вспомнить об этом.

— Я больше не встречу такого, как он. Ты вот смогла полюбить кого-то после Патрика? Нет же?!

— Смогла… — ответила я и осеклась, услышав, как кто-то зашёл. У двери мелькнула фигура Дэмиана, он шёл к стеллажам со сменной одеждой и облегченными комбинезонами. Он не смотрел в мою сторону. Не знал, что я здесь. Продолжать разговор оказалось невозможным, несмотря на то, что Дион смотрела на меня во все глаза. — Давай дождёмся конца карантина, я куплю нам мороженое, приеду и всё расскажу. Всё, что хочешь, хорошо?

Дион вдохновилась. Удивительно, но сработало. Я отключилась от сети и набрала сообщение Соноре. Пусть понаблюдает за ней.

— Ты здесь? — Дэмиан нашёл меня по голосу. Я помахала рукой, и оттолкнувшись от ногой от пола, откатилась на стуле. Старое кресло скрипнуло, колёсики оглушительно зашуршали по полу. После разговора с Дион во мне ещё бурлил адреналин. Я взглянула на Дэмиана с вызовом, прищурилась, склонив голову набок. — Всё нормально?

Приглушенный свет делал его скульптурные черты острее: тени становились глубже, а его глаза вовсе растворились в них. Его острые скулы казались мне лезвиями. Он стоял ко мне вполоборота, словно не знал, как поступить: уйти или остаться. Высокий, хорошо сложенный, привлекательный. У него были удивительно красивые руки: узкие, суховатые ладони с отчётливым разветвлением вен, длинные пальцы. Дэмиан держал под мышкой пакет с темно-серой облегчённой униформой, которую ребята из боевой группы обычно надевали под защиту и амуницию. Мне стоило бы закрыть глаза, чтобы наваждение пропало, но я на мгновение перестала управлять собой — зависла. Залипла. А после запаниковала. Нет, мы не можем общаться так, будто между нами ничего не случилось. Это так глупо. Совершенно по-идиотски. Почему я прилипла задницей к этому чёртовому креслу? Почему не могу встать, подойти и…

— Да, вполне. Позвонила подруге, — отчеканила я, натянув на себя самую формально-лживую из всех улыбок.

— Я в душ. От меня несёт, как от пса.

— Я не заметила.

Он усмехнулся.

— Я держу дистанцию.

— А вот это я заметила.

Дэмиан ничего не сказал мне на это, лишь отвёл взгляд, отвернулся, а после медленно, словно пробуя почву на зыбкость, пошёл в сторону выхода. Наверное, решил, что я довольна этим. Сама ведь хотела… Я ничего больше не смогла сказать ему, словно кто-то зажал мне ладонью рот. Какая же дура...

Через двадцать минут на коммуникатор пришло срочное сообщение. Щит восстановили.

Я не отлипала от монитора пять часов кряду. Всё это время Иен Максвелл, Хоуп Стельман и майор Эшер были на конференц-связи и выносили друг другу мозги: дипломатично, чётко, стремясь перехитрить и переманипулировать друг друга. Не знаю, зачем они подключили к этому бестолковому, многочасовому безобразию именно наше Подразделение, могли бы разобраться и сами. На третий час я перестала понимать смысл слов, на четвёртый у меня резко стрельнуло в спине. Дэмиан маячил где-то на периферии, делая вид, что занят изучением технической экспертизы щита. Он бы с этим за полчаса расправился, я точно знаю, но его нежелание активно участвовать в этом соревновании по измерению размеров полномочий мне было более чем понятно.

— Мы назначим военных наблюдателей из Объединённого правительства, — решительно произнесла Стельман.

— Вас никто сюда не допустит. Три недели в пределах материка и побережья в особенности запрещены любые перемещения. Вы сами издали этот закон! — ответил Эшер.

— Мы можем его поменять, — извернулась глава Отдела.

— И создать прецедент?! Я вас умоляю… — усмехнулся майор.